Стас ощутил обжигающую боль в плече – пропустил удар, не оттого что прозевал, а потому что противник оказался резвее. Но ответил моментально, Юдина отнесло на пару шагов назад, и оба получили передышку.
Трудно в таких условиях точно подсчитать свои ушибы, боль не всегда и чувствуешь, но по ребрам он Стасу попал толково, и плечо задето, ухо жжет… И Стас решил сыграть в его игру. Притворившись, будто потерял темп, дрогнул, что, честно признаться, требовало не столь уж изощренного лицедейства, совсем близко маячила настоящая усталость. Стас пошатнулся, отпрыгнул, сделал вид, что падает. Но упал рассчитанно, перекатился, в секунду зацепил ногой щиколотку противника, взмыл над землей, метнувшись в сторону… Сбил Юдина, и тот оказался на земле. Вот только развить успех не удалось – Юдин извернулся змеей, ухитрившись так и не треснуться затылком о твердь земную. От первого удара ногой ушел, а вот от второго не смог…
И тут же Стас просек миг изменения, перелома в драке. Теперь, плюнув на дыхалку, на усталость, насесть, не давая передыху, вырубать не обязательно, ошеломить его, сломать волю, заколотить… Он ничего не видел вокруг. Мир сузился, разбитая дорога сузилась, перед глазами мелькнула алая пелена, и это плохо…
Тут уже было не до галантности. С самого начала было не до галантности. Вновь полыхнула алая пелена. Прорываясь сквозь нее взглядом, Стас метнулся вперед, поставил блок, разрушил чужой, достал кадык кончиками пальцев, отдернул ладонь и ударил вновь, ногой, под колено, отмахнулся от последнего удара Юдина, твердо зная, что он последний… Не убить бы. Достал скрючившегося противника, извернувшись, ударил в последний раз уже лежащего мордой в асфальт. Чуть не поддался слепой ярости: хотелось размолотить в лепешку, но вместо этого придавил Юдина коленом в спину, зажал ему ладонью рот и сдавил пальцами артерию под нижней челюстью, аккуратно сдавил, как учили. И все прошло, как по учебнику – Юдин подергался, похрипел, но больше для порядка, и повис на руках дохлой курицей. Стас быстро подобрал револьвер – это оказался пятизарядный «таурус», новенький и блестящий, как елочная игрушка – не забыл и про саквояж, подхватил Юдина под мышки и потащил вдоль забора к старому, по виду пустому домишке через дорогу, сквозь заросли кустов, уже облетевших, но все еще колючих и густых.
Домик оказался заброшенной конторой непонятной принадлежности – в узком темном коридорчике на стенах висели написанные от руки синими и фиолетовыми чернилами списки и приказы, плакаты, призывавшие всех на борьбу с врагом, газетные вырезки и прочая макулатура. Двери в кабинетах настежь, мебель – шкафы, столы, стулья – покорежены, сдвинуты кое-как, на полу россыпь бумаг из вывернутых ящиков. Присматриваться что там такое написано, Стас не стал, было не до того. Доволок податливого Юдина до последнего, самого тесного, в одно окно, кабинета, швырнул ничком на пол и спутал «гангстеру» за спиной вывернутые руки его же собственным ремнем. Пристроил сидя к стене, сам встал напротив, глядя на слабо шевельнувшегося Юдина. Стоял, прислушиваясь к себе и звукам из внешнего мира. Провыли сирены, возвещая окончание налета, прогудел неподалеку паровоз, слышно было, как грохотали колеса вагонов. Потом проехала по дороге машина, раздались с улицы голоса, встревоженные и испуганные, но быстро смолкли – люди просто пробежали мимо. И настала тишина, настала минута, о которой Стас так долго и яростно мечтал, которую ждал, и ради нее одной и жил последние годы. И ничего не чувствовал, ни триумфа, ни радости, только усталость: налицо были все признаки «депрессии достижения». Проще говоря, на себе убедился: направив все силы на достижение цели, после успеха задуманного вдруг обнаруживаешь, что тебе ничуть и не весело… Да, сбылось наконец, дожил, дождался. Ну и что с того?
Ничего, если не считать, что Юдин сейчас был полностью в его власти, бежать и сопротивляться не мог, даже если бы сильно захотел. И не сможет, если Стас не сойдет с ума и не развяжет его, а сам отвернется минут на пять, чтобы дать тому возможность уйти. Стас открыл барабан револьвера: он был пуст. Быстро обхлопал полудохлого мерзавца, нашел в правом кармане пиджака коробочку с патронами, загнал пять штук в гнезда. Этого хватит, этого более чем достаточно, на выстрелы внимания никто не обратит, и Юдин сдохнет, не успев понять, что произошло. Не успеет, а должен, легкую смерть надо заработать, у этого паскудника другая карма.
Стас вышел в коридор, заглянул в один кабинет, в другой, нашел уцелевший после спешной эвакуации и последующего погрома стул, прихватил с собой и вернулся. Поставил стул к окну, сел спиной к свету, уже тусклому, неверному свету ранних сумерек, положил револьвер себе на колени. Посидел так немного и с силой пнул Юдина по голени, тот промычал что-то, как спросонья и поднял голову. Стас крутанул барабан револьвера и наклонился к пленнику, чувствуя, как где-то в самых потаенных глубинах души слабо шевельнулось запоздалое торжество.
Юдин уже полностью пришел в себя, выпрямился у стенки и разглядывал Стаса настороженно, без любопытства, смотрел, прикидывая, чего ждать от человека напротив, на что тот способен и, самое главное, сколько ему придется заплатить. Стас не ошибся, Юдин облизнул губы, задрал подбородок и спросил чуточку гнусавым голосом:
– Тебе чего надо? Ты вообще кто такой?
Не узнал, разумеется, да и откуда было, в глаза то они до сей поры друг друга видеть не видели, и о существовании Стаса Кондратьева Юдин и не подозревал, так бы и умер в неведении…
– Здравствуй, сволочь. – Стасу показалось, что за него сейчас говорит кто-то другой, и говорит только потому, что молчать дальше нельзя. – Ты мне должен. Много должен.
И едва не скривился от отвращения, чувствуя, что все сразу пошло не так, слова и тон – как из дешевой оперетты, пошлые, шутовские, они обесценивали победу, убивали блаженное чувство по имени «справедливость». И нужных слов было не найти, ничего достойного момента в голову не приходило, точно враз отшибло воображение. Слишком долго он шел сюда, нарушив ради этой минуты прорву законов природы и заповедей божьих, и в финале оказался героем дурного сна. И чувствовал себя обманутым: победа была не такая.
– Тогда бери деньги и проваливай, – спокойно предложил Юдин. Возможно, именно так он держался и на переговорах с главами крупных и не очень иностранных держав, подсевших на русскую нефть. Думал прежде всего о своей выгоде, и, зная всему цену, переплачивать не собирался. И текущий момент от всех прочих сделок не отличался —
у Стаса оружие, у Юдина деньги. Золото в обмен на жизнь – равноценный обмен, и говорит как равный с равным, голос хоть и глуховат, что объяснимо, но не дрожит, в глазах нет страха, только спокойствие и настороженность.
