Вот так бы разжалобить и надеяться на барское помилование. А чтобы насчет продолжения Опеки – ни-ни!..
Но я поборол предательское побуждение выкинуть перед сволочью-судьбой белый флаг. Как там, бывало, говаривал покойный Кирилл?.. «Никогда не следует считать, что поздно что-то предпринимать, ибо даже своим последним вздохом ты еще можешь погасить свечу, которую враг подносит к пороховой бочке». Вроде бы где-то у древних китайцев вычитал он эту не очень-то оригинальную мысль, хотя лично я подозреваю, что он сам облек ее в столь красивую форму.
Мне сейчас нужно было время, чтобы хорошенько подумать и сделать следующий ход.
Хотя бы сутки… А посему я «ушел в бега». С собой я взял только деньги, а оружие, документы и коммуникатор оставил дома.
В тот день скрываться в столице было довольно легко: день опять был солнечным и теплым, и многие из жителей Москвы вышли на улицы и площади, чтобы вспомнить полузабытое ощущение праздника. Но с другой стороны, повсюду дежурили усиленные наряды милиции, которые имели право проверить документы у любого, кто покажется им подозрительным. С учетом того, что меня могли разыскивать пуще, чем опасного преступника, попадаться стражам порядка даже генералу с особыми полномочиями явно не стоило…
Этим и объяснялось то, что почти весь заключительный день праздничных торжеств, посвященных 850-летию основания Москвы, я провел как самый рядовой обыватель, поставивший перед собой цель всего за один день накачаться впечатлениями до отказа. Я совершил две поездки на теплоходе по Москва-реке: от Речного вокзала до Южного порта и обратно. Я несколько часов подряд крутился над землей на «чертовом колесе» в Парке имени Горького. Я выпил, наверное, целую бочку сильно разбавленного пива в пивном баре без вывески, расположенном в укромном уголке ВВЦ. В промежутках между этими полезными занятиями я собирал ту информацию, которую мне недоставало для решения головоломки. Задачка заключалась в том, чтобы установить, каким образом запись лже-репортажа оказалась в Останкино.
Правда, завершил я этот день так, как и полагалось рыцарю плаща и кинжала, пусть даже находящемуся в опале. С пятнадцати до девятнадцати часов я провалялся в лесу за кольцевой автодорогой, с помощью дистанционного микрофона подслушивая разговоры веселой компании, потребляющей шашлык на соседней поляне. Я вовсе не свихнулся на почве шпиономании. Всё дело было в том, что в состав компании входил и телеведущий, донесший народу правду об акте террора на Тверской улице.
Мои прогностические способности оказались и на этот раз на высоте: после третьей рюмки из второй бутылки компания, во-первых, сделалась более искренней, а во-вторых – вспомнила о работе, то есть, о том, о чем болит голова у каждого из присутствующих мужского пола. И звезда телеэкрана, не желая отставать от других, с ухмылкой поведала, как именно к ней попала та самая кассета с сенсационной видеозаписью и как именно она пустила в ход всю свою принципиальность и настойчивость, чтобы уговорить шефа редакции пустить в эфир этот материал.
Разумеется, второе интересовало меня гораздо меньше, чем первое, хотя именно о втором больше всего говорил журналист своим собутыльникам. В результате, я узнал, что кассету с записью оставил на проходной телецентра неизвестный мужчина среднего роста, в темных очках, с короткой стрижкой и неразборчивым, тихим голосом. Предварительно он позвонил ведущему и, не представившись, предложил «жареный материал» о том, как чиновники в милицейских и иных погонах пытаются повесить народу «лапшу на уши». После чего предложил тому спуститься вниз за пакетом и повесил трубку, не дожидаясь расспросов…
Конечно, пленку с записью мог передать в Останкино любой из моих сотрудников, принимавший участие во вчерашних событиях, но почему-то не хотелось допускать, что кто-то из ребят, по дурному примеру Сетова, решил нанести мне удар в спину.
Поэтому я стал перебирать в уме заново всё, что относилось ко вчерашнему – и не только вчерашнему – дню. На эти размышления у меня ушли вечер и ночь, которые я провел в центре города, смешавшись с толпами гуляющих. Правда, в отличие от других, я не любовался салютом на Красной площади, не присутствовал на шоу в Лужниках и не «торчал» на Манежной да на Васильевском спуске под шлягеры, исполняемые известными поп-звездами во время концерта-марафона. Я проверял возникшую у меня версию.
А утром я позвонил из обычного телефона-автомата в диспетчерскую Опеки. Там долго не брали трубку, и я начал уже опасаться, что за прощедшие сутки мой отдел окончательно развалился. Но потом мне все-таки ответил знакомый голос Чигринова, который был приятно удивлен общением с тем, кого он считал со вчерашнего дня лежащим вверх голым пузом где-нибудь на Гаваях или на Канарских островах. Мы обменялись мнениями на этот счет, а потом я попросил Михаила собрать совещание кураторов. В диспетчерской, ровно в полдень.
– Да-да, конечно, Генон, – вежливо сказал Миша. – Только вот…
Он умолк, и я понял то, что он хотел сказать: «Только едва ли кто-то придет, шеф».
– Ничего-ничего, не могут же все быть дезертирами, – бодренько сказал я. – Вот что… Если народ будет тебя спрашивать, в чем дело, прикинься валенком и скажи, что ты ничего не знаешь.
– А я и так не знаю, – растерянно произнес Чигринов.
– Ну и хорошо, – скороговоркой сказал я, – ну и ладно, мой хороший. Меньше знаешь – крепче спишь, верно?.. И еще подготовь, пожалуйста, кое-какие материалы. Они нам сегодня понадобятся…
Перечислив то, что мне было нужно, я повесил трубку.
Как ни странно, на совещание пришли почти все. Вполне возможно, что многим просто хотелось посмотреть, как я буду выпутываться, оправдываться и, краснея, разглагольствовать про стечение обстоятельств, свои ошибки и ответственность кураторов. Если так, то я не оправдал ожиданий народа…
Правда, начал я свое выступление издалека. Я долго говорил о том, что все мы устали за годы Опеки, что и мне бывало не раз чисто по-человечески жаль Подопечного, потому что, в сущности, он был совсем не виноват, что его угораздило родиться этакой живой атомной бомбой. Однако то, что сделал Сетов, ни в какие ворота не лезет. И дело совсем даже не в том, что он решил выйти из игры сам… Хуже другое – он решил спасти Подопечного от нас. Видимо, Кириллу показалось, что мы будем гоняться за этим типом по всему белу свету. И тогда он придумал, подготовил и блестяще провел эту инсценировку, свидетелями которой стали не только мы, но и пол-Москвы, включая самого премьер-министра, окна кабинета которого выходили как раз на Калининский мост. Впрочем, последнее не являлось простым совпадением. Всё было продумано, подготовлено и учтено в плане Сетова.
