Михаил Белозеров - Возмездие теленгера

– Ну да… ну да… – согласился Чебот, хотя, конечно же, ничего не понял.

В этот раз Костя тоже услышал слабые звуки музыки. Мелодия была сродни звукам ветра, и поэтому он не выделял ее из общего шума, но теперь она показалась ему страшно знакомой не только потому, что он слышал ее в деревенском клубе в те редкие вечера, когда Рябой, расщедрившись, выдавал с барского плеча ведро бензина для электростанции, а потому, что мелодия была из его короткого, но счастливого детства. Она словно всплыла из закоулков памяти и стала крутиться в голове – да так явственно, что Костя очнулся только после того, как его окликнули в третий раз:

– Ты идешь, или нет?! – Квадратный, как шкаф, Телепень нетерпеливо махал ему рукой.

– Иду! – Он поспешил сесть в «росомаху» рядом с Захаром Савельевичем.

Память услужливо заработала с удвоенной скоростью. Всплыли лица матери и отца, словно он увидел их наяву. А еще он увидел реку, песчаный берег, крепость, много людей; и конечно, там звучала эта музыка. Она играла на пляже, и мать сказала: «Ешь свое мороженое и пойдем!» Точно, она так и сказала, вспомнил он: «Ешь мороженое…» Я отчетливо помню его вкус. Это был пломбир с клубничным наполнителем. А еще мы пошли по деревянным мостам и там, дальше, где начинались деревья, нас ждала машина, только не помню, какого цвета.

– Захар Савельевич, – неуверенно сказал он, – я вспомнил…

– Опа! – обрадовался Дядин. – Молодец! Значит, мы на верном пути. Что ты еще вспомнил?

– Я вспомнил… я вспомни эту мелодию!

– Точно, она из твоего времени, – обрадовался Дядин и вдруг хищно и нехорошо оскалился.

Оказалось, что он так смеется – почти по-волчьи. Костя замолчал, подумав, что это было здорово сказано: «Из твоего времени», словно время может быть чьим-то или ничьим, а потом стало только твоим. От этой мысли на сердце сделалось теплее, должно быть, еще и оттого, что он нежданно-негаданно вернулся домой. Это же не будет предательством ни по отношению к Ксении Даниловне, ни к Семену Тимофеевичу, ни тем более к Верке Пантюхиной, подумал он. Я только гляну одним глазом и вернуть в Теленгеш. Только погляжу и вернусь. Надоело мне здесь.

– А еще там… в моем времени… – сказал он не очень уверенно и замолчал, не договорив, боясь, что его засмеют прежде всего свои же, но Чебот с Телепнем, развесив уши, слушали его очень серьезно и не думали смеяться. Наверное, они наконец поняли, что значит жить в большом, просто огромном городе, в котором не видно ни конца ни края.

– Ну?! – нетерпеливо подтолкнул его Дядин.

– А еще там была крепость с башенками и древними пушками… – добавил Костя, боясь, что крепость и башенки – плод его ложной памяти.

– Точно! – обрадовался Дядин и хлопнул себя по коленкам. – Петропавловской называется! Есть такая крепость в городе, а перед ней песок. Значит, тебя в детстве водили на пляж и кормили мороженым.

– Кормили… – признался Костя с таким вожделением, что Чебот и Телепень невольно сглотнули слюну и поняли, что не один Дрюндель пробовал изысканные яства.

Вот тогда-то они и позавидовали Косте и подумали, что мороженое вкуснее и притягательнее любого сгущенного молока, которым их потчевал Дрюндель.

Костя только не рассказал, что лазал по этим самым древним пушкам и, казалось, до сих пор помнит на них все трещины и выбоины. «Об это никому знать не обязательно, – почему-то с неприязнью и к Чеботу, и к Телепню, и к Захару Савельевичу, подумал он. – Это только мое, из моего детства, из моего личного времени, и я никому ничего не желаю рассказывать».

– Отлично! – еще раз похвалил его Дядин. – Очень хорошо. Едем! Разделаемся с твоей памятью, найдем то, что ищем, и восстановим справедливость. Ты веришь в справедливость?

– Я верю! – воодушевленно отозвался вместо Кости Чебот. – Вломим американцам по полной. Пусть знают нашего брата.

– Пусть знают, – как эхо повторил Дядин и больше ничего не сказал, словно дал клятву и посчитал, что этого достаточно.

Он завел двигатель, и они покатили вдоль обрыва на далекие звуки музыки, которые смешивались с шумом ветра и казались неотъемлемой частью пространства над гигантским городом, который лежал далеко внизу, как в купели.

Примерно через полчаса плутания по лесным дорогам они выскочить как раз там, где начался длинный и, казалось, бесконечный серпантин – спуск к городу. Здесь был слышен водопад и в воздухе плавала водяная пыль. Однако вначале их остановили на настоящем КПП.

– Кто такие? – подошел боец в каске, в непривычной форме песочного цвета и с непривычной же винтовкой на плече, которая ему почему-то мешала, и он все время поправлял ремень.

Был он какой-то взвинченный, на одних нервах, и, пока задавал вопросы, раз двадцать оглянулся на странных людей в ярко-желтых защитных костюмах и масках. Люди стояли поодаль и с любопытством смотрели на залатанную «росомаху».

– Мы с нефтезавода, – уверенно ответил Дядин и тоже поглядел на тех, в желтых защитных костюмах, но не с интересом, а со все возрастающей тревогой.

Костя вдруг понял, что это и есть те таинственные пиндосы, которые захватили власть и от имени которых правят люди-кайманы.

– Сэр, заглушите двигатель! Пропуск есть? – все так же нетерпеливо спросил боец, и его винтовка недвусмысленно звякнула о стальной борт «росомахи».

– Сейчас… – Дядин принялся рыться в карманах, потом – в бардачке и никак не мог найти этот самый пропуск. – Минуточку…

Боец заглянул в кабину, с подозрением разглядывая Телепня, Чебота и Костю.

– Побыстрее можно, сэр? – спросил он, высыпая в рот содержимое пакетика «нескафе».

Несколько крупинок кофе прилипли к его губам, но, казалось, за нервозностью боец не замечает этого. Крошки растворились в слюне и окрасили губы бойца в коричневый цвет.

– Сейчас… сейчас… – говорил Дядин, безуспешно шаря по карманам.

– Куда едете? – между тем спросил боец у Кости.

– В управление, – не дал ответить Косте Дядин.

– Ну что, есть пропуск?! – со все нарастающей нервозностью спросил боец и вдруг что есть силы ударился каской о дверцу – раз, другой, а потом и третий, словно нервы у него сдали и он решил разрядиться таким странным образом.

Телепень явственно и четко произнес:

– Жопа нам.

– Да, да… – Дядин с явным облегчением протянул пропуск.

Нельзя было сказать, что он сильно испугался, но скорее подчинился власти. Костя подумал, что с легкостью мог бы застрелить бойца-ротозея. Но какой от этого толк, если ты сам на мушке?

– Так бы сразу и сказали, – обрадовался боец и побежал к людям в желтых защитных костюмах.

Не отрывая от них взгляда, Дядин произнес, почти не шевеля губами: