добавил: — По факту, конечно, все остается на старых местах, но жена получает статус любовницы. Любовниц иметь допустимо, и сколько угодно!
Он радостно хрюкнул. Перспектива перевести жену в разряд любовницы ему нравилась.
— Правила как у воров в законе, — сказал Витька, когда мы усаживались в не по-сиберийски комфортабельную кабину вездехода. — Идея-то неплохая: не иметь родственников и семьи, ради которой должностное лицо будет воровать государственные бабки…
— …но на деле все делается через известное место, — подхватил я. — Этот Голованов разведет целый гарем, если ему приспичит, и будет делать своим любовницам дорогие подарки за счет тех же государственных бабок.
— Слушай, Олесь, — задумчиво сказал Витька, — а вообще реально создать идеальное человеческое общество? Или прав тот чел, который сказал, что любая система, зависящая от человеческой надежности, ненадежна?
— Круто сказано, — одобрил я, разглядывая приборную панель вездехода. — Кто это сподобился на такой афоризм?
— Это не афоризм, а закон Джилба, — вмешалась в разговор Ива. — Второй. А первый гласит, что техника ненадежна, а человек еще ненадежнее.
— Поэтому россы отдали управление Республикой умботам, но держат руку на выключателе? — спросил я Иву вслух, не слушая ответ Витьки о тех же законах остроумного Джилба, кем бы он ни был.
— Республика Росс находится в динамическом равновесии между людьми и умботами, между кастами и Изъявителями.
— Ты слышала аргументы Председателя Кирсанова. Он уверял, что ваша система скатывается в яму.
— Полагаю, что это кажущееся впечатление. Динамичность нашей социальной структуры бросается в глаза любому, кто привык к так называемой стабильности, в то время как ее равновесие далеко не всем очевидно.
— Ладно, поговорим об этом на досуге, Ива. — Я покосился на Витьку. — И о том, возможно ли построить утопию, если ты ведун, тоже поговорим! А теперь погнали! Поедем сначала по территории Сиберии, заглянем на огонек к парочке старых знакомцев. А потом — нас ждет воля вольная в Поганом поле!
— Йуху! — крикнул Витька.
И мы тронулись в путь, а вслед нам махал Председатель Голованов в окружении помощников.
***
Из Князьграда выбрались в рекордные сроки — меньше, чем за час. На дорогах никаких пробок, на выезде Модераторы пропустили нас в обход небольшой очереди.
После бетонной стены весь столичный шик разом сдулся, и мы моргнуть не успели, как очутились в пасторальной местности, свойственной большей части Вечной Сиберии. Поля, тракторы и комбайны — все в таком духе. Дорога оставалась в приличном состоянии довольно долго, но все же неизбежно превратилась черт знает во что. Впрочем, наш вездеход показал себя с самой лучшей стороны. Колеса на высокой подвеске скрадывали неровности дорожного покрытия, в кабине они почти не ощущались. Сидения были мягкими и рассчитанными на анатомию нормального человека, а не робота с прямоугольной задницей. Заводился агрегат ключом-картой — почти такой же, как на любимом мусоровозе, что не могло не навевать приятные воспоминания. И вообще, тачка была новая, в масле, — кайф, а не машина.
Поначалу мы с Витькой не разговаривали — любовались видами и самим путешествием. Потом Витька спросил:
— У тебя тоже офигенское настроение? Снова мы, как в прежние времена, на машине, полной лута! Свободные как ветер!
— Ага, — согласился я. — Давненько так хорошо не было. У меня вообще-то проблемы с управлением гневом, но если дела пойдут и дальше так же гладко, то, глядишь, стану добродушным как Санта Клаус.
— Бороду-то точно отрастишь, как Санта, — заметил Витька.
— Немного беспокоит этот Голованов, правда, — выразил я озабоченность. — Как бы за наше отсутствие дел не наворотил.
Витька отмахнулся:
— Ничего он не наворотит! Сколько лет он представлял Председателя? Всю свою карьеру? Тупо выполнял поручения, а личной инициативы у него ни на грош.
— Однако кипеш в Детинце навел, — возразил я. — И вон, смотри, электрики везде освещение делают!
— Это потому что мы дали ему конкретные задания. Вот он и выполняет. Привык! А вот чтобы самому генерировать идеи…
— Думаешь, страшиться нечего?
— Что он Вечную Сиберию похерит до нашего возвращения? Уверен, что нет. А ты, Олесь, все-таки надумал возвращаться?
— Не надумал. Но мы в ответе за тех, кого загипнотизировали. Похоже, придется вернуться и какое-то время здесь побыть, чтобы навести порядок. Если смекалки хватит.
Витька кивнул и ответил по-книжному:
— Вечная Сиберия может стать отличной отправной точкой для создания всеобщей человеческой цивилизации в Поганом поле.
— Вижу, у тебя глобальные планы? — усмехнулся я.
— Естественно! Почему нет? Это же не Скучный мир, где ты ничего не в силах поделать, где нет магии… и вообще, он больше не существует.
— В Скучном мире вполне можно было что-нибудь поделать. Всю историю люди что-нибудь этакое устраивали — то войну, то глобальную стройку. Но магии не было, верно. И если умираешь, то насовсем.
Мне припомнились события из Скучного мира. Туманные, неясные, полузабытые, как давнишний сон. Да, Кирсанов был прав: Скучный мир — не реальность, а всего лишь иллюзорная имитация, во многом опирающаяся на способность наших с Витькой умов находить оправдания и объяснения происходящему. Когда в том мире на моем предплечье выступило тату Глаза Урода, я автоматически внушил себе, что сделал эту татуху по пьяни, хотя этого не было — равно как и всего остального.
Витька помолчал, затем спросил:
— В этом мире тоже не все воскресают.
— Не все и хотят этого, — сказал я, подумав о тете Вере.
Но Витька имел в виду не тетю Веру.
— А что, если Единый вернет Кирсанова?
— Тогда Рина в опасности. Это она ведь его завалила. Если Единый вернет Кирсанова, его тело в мавзолее должно исчезнуть… Голованов узнает об этом первым… Хм… Нас с тобой, Витька, Единый вернул почти моментально. Пожалуй, позвоним из 37-го Посада в Князьград, спросим, на месте ли тело.
“А заодно повидаем одного толстого Админа”, — мстительно подумал я.
До 37-го Западного Посада мы добрались до обеда, но заехали в него не сразу — устроили пикник на обочине в чистом поле. Быстро перекусили и спустя считанные минуты оказались в том самом месте, откуда началась наша с Витькой одиссея. Батарея к тому времени подсела процентов на десять — неплохой показатель.
Здесь ничего, ясное дело, не изменилось, но после всех моих приключений рассыпающиеся от времени деревянные бараки представлялись еще более убогими, хотя это и трудно вообразить. Мы проехали по единственной асфальтированной в стародавние времена улице и остановились перед тем самым зданием, где меня посадили в обезьянник, а потом отпустили по высочайшему указу.
Людей было маловато. Пара парней в залатанных шмотках и пара Модераторов, треплющихся возле машины. При виде нашего вездехода парни поспешили
