Вот это и помогло окончательно абстрагироваться от глубинной сути происходящего на экране. Дано: некая знакомая женщина, мужчина, помещение. И вот там по второстепенным деталям надо определить: кто, где и когда. Отлично помогло самовнушение.
Узник вроде сидел, вглядывался очень внимательно, чуть ли не с интересом. И уж точно всё хорошо слышал. А вот тюремщиков не оставляло впечатление, что Светозарова нисколько не трогают фривольные приключения его покойной супруги. Смотрит себе человек да и смотрит. А судя по хорошо видимым шортам, и не возбуждается при этом.
Полтора часа длился просмотр. Сцен десять или одиннадцать продемонстрировали на экране. Возможно, и дольше собирались издеваться над землянином, но его слишком уж показательное равнодушие наверняка сыграло главную роль. Показ прекратили. А там и ужин подали с вожделенными голубцами. То ли следователь не посмел ещё и этого лишить, то ли его уже отстранили от следствия. Результата ведь нет! И скорей всего, что не будет… Да и откуда он возьмётся, если Пётр и в самом деле понятия не имеет, что не так с его спермой. Только замкнётся окончательно. Если вон вообще уже мозгами не двинулся…
А ведь учёным ещё сегодня ночью предстоят напряжённые рабочие часы: придётся самую последнюю партию донорского материала проверять всеми мыслимыми и немыслимыми способами. А вдруг спермы не окажется? Вдруг у донора стресс, вызвавший полную импотенцию?
Поневоле запаникуешь и инициативного дурака накажешь.
Ну и впервые за последнее время сильно изменилось расписание дня. Лечебные процедуры таковыми оказались без всяких кавычек. Набежала группа врачей, и два часа пациента подвергали исследованиям самого разного толка. Что уже само по себе предполагало немедленное форсирование побега. Потому что уже завтра к утру станет известно: заключённый вдруг стал здоров как бык. Ну или почти как бык. А этого не могло быть по той причине, что такого быть не могло. Подобные выводы спровоцируют резкое изменение отношения к узнику. И скорей всего в отрицательном плане.
Один из врачей сказал, что сегодня забор донорского семени состоится после вечернего чая, в последний час личного времени.
Ну и наверное, служебные расследования успели провести, убеждаясь, что никто из тюремщиков и начальства тюремно-научного комплекса к саботажу рук не прикладывал. Неизвестно, что произошло с генералом Жавеном, но уже к концу вечернего чая явилась мадам Мураши и опять начала с извинений:
– Прости! И в показе этой гадости нет моей вины. Я категорически возражала и отправила докладную записку самому императору. Это край подлости, цинизма и человеческой низости.
Ну и не поговорить на тему увиденного именно с этой женщиной Светозаров не мог. Правда, обсуждалось не то, что на экране, а сам факт существования подобного.
– Ты и в самом деле знала об этом давно?
– Очень давно…
– А именно?
– Ещё до твоего официального расставания со мной.
От услышанного Пётр скривился и глухо застонал:
– Ну почему?! Почему в тот момент ты мне не сказала об этом?! Я бы тогда уже к Гаранделле не вернулся!
Женщина грустно кивнула:
– Ты бы и ко мне не вернулся… Так что мне было всё равно… Да и не пошла бы я на такую подлость по отношению к подруге. Она всё-таки, несмотря ни на что, любила только тебя. И хоть умерла счастливой, рядом с тобой.
Шокирующее признание, от которого душа Светозарова заледенела. Как это всё понимать? И кому верить?
Коварство обстоятельств… Сложное переплетение судеб… Моральные терзания и честность тех, от кого подобного не ждёшь… И где та тонкая грань предательства, за которой искренний и близкий человек вдруг становится ненавидимым отступником?..
От подобных мыслей поневоле впадёшь в омут тоски и печали. А это и в самом деле может спровоцировать полную импотенцию. И как раз этот момент, видимо, взволновал главу особого департамента больше всего. Глядя на повесившего голову Петра, она постаралась беззаботно рассмеяться:
– Но всё это – в прошлом! Жизнь прекрасна, и светлое будущее не за горами! – Получалось у неё неважнецки, но она старалась: – Да и Борису в последние часы намного легче, взбодрился, появился отменный аппетит. Сделают ему новейшие протезы, в которых он станет чувствовать себя совершенно нормальным человеком. Ну и есть шанс, что тебе предоставят определённую свободу на территории специально построенного особняка. Ещё и сына с тобой поселят. Главное, не кисни и покажи свой легендарный оптимизм.
Светозаров скривился:
– Да тут впору удавиться… Лучше бы я умер под пытками…
– Ты должен жить для Бориса! Ты должен жить для других своих детей! И ты нужен империи!
– Увы… Сегодня я ничего не смогу…
– Даже не думай об этом! Взбодрись! Забудь о прошлом!
– Не получается, мне сейчас и думать о сексе противно… – мотал головой землянин. Ещё и уговаривать стал мадам Мураши: – А может, и в самом деле не надо?
– Надо, Петя, надо! – Перешла она совсем на иной тон. – Если ты не постараешься, меня прямо сейчас отстранят от надзора за тобой, и я не смогу даже Борису помогать. Да и вряд ли тебе дадут сегодня ночью в таком случае поспать. Настройся, делай с этими девицами что хочешь. Если пожелаешь, тебе ещё парочку подгонят, и они уж постараются. Только ты сам расслабься и сделай что надо.
– Ага, сегодня сделаю, а завтра выяснится, что я больной и ни на что не годный. И меня вновь начнут избивать, выбивая никому не нужные признания.
– Прекращай упорствовать! Не ты ли любишь повторять: «Будет день, будет и пища»? Так что завтра может быть лучше, чем вчера. Тебя попросту подлечат где следует, и никакой трагедии не случится. Поверь мне!
Светозарову следовало подчиниться. Иначе его и в самом деле не оставят в покое, и побег может сорваться. А уж если Аскезу отстранят от курирования над заключённым, то негативные последствия вообще трудно предсказать. Поэтому он промямлил:
– Ладно, присылайте своих нимф… Но! Если за полчаса ничего у меня не получится, срочно засылайте пару новеньких… Может, тогда…
Аскеза не удержалась от гримасы отвращения и крайнего недовольства, но готовую сорваться с язычка уничижительную фразу удержала. Просто кратко попрощалась, предупредила всего лишь о десяти минутах для личной гигиены и удалилась, потому что и так начался отсчёт последнего на сегодня часа личного времени.
В отведённые десять минут заключённый не уложился, но на него никто не гаркал через динамики, не поторапливал. Скорей вообще делали вид, что не присматривают. А может, в операторской комнате, как обычно, оставили всего одну пожилую женщину-наблюдателя. В этом вопросе глава особого департамента ещё могла проявить и строгость, и принципиальность.
