Бадбой все-таки перехитрил коварный шест-флагшток, на который так и не удалось вскарабкаться, несмотря на пару артефактов-грави в контейнерах комбинезона, — не пускало что-то наверх, и все тут. Покопавшись в своем ПДА и взятой у Мобилы старенькой «Нокии-1100», он соорудил из них нечто, на первый взгляд несуразное, но это нечто, по его словам, «должно было работать». Потом настроил получившийся гибрид на передачу, записал в примитивный диктофон голосовое сообщение, спустил с флагштока флаг некогда гордой, а нынче не существующей державы и поднял его вновь с привязанным прибором. Бей-Болт, Мобила и Берет некоторое время наблюдали за стараниями сталкера-новичка со скептическими ухмылками, но когда их ПДА зарегистрировали сигнал такой мощности, что приборы пришлось отключить, поняли, что новичок взялся за дело всерьез.
— Ты чего, и впрямь что-то понимаешь во всей этой электронной мешпухе? — спросил Берет.
— Бауманка, — скупо и вроде бы даже неохотно пояснил Бадбой. — Специальность такая есть — технотроника. Так что не беспокойтесь, все будет работать как надо. Проверьте-ка лучше оружие.
— Ишь ты, технотроника… — протянул Берет. — Чего же тебя, технотронный ты наш, в Зону-то понесло? За идеями? Так нету здесь идей! Артефакты вот есть, аномалии имеются, мутантов навалом, фанатики всякие, военные, разные сталкерские группировки, которые чуть что, горло друг другу готовы перегрызть. «Исполнитель желаний», и тот, говорят, есть, а вот идей — нет.
— Чего надо, того и понесло, — неожиданно огрызнулся Бадбой. — Все лучше, чем за гроши штаны протирать в каком-нибудь полудохлом НИИ. А потом тебя выкинут, как устаревший микрочип, и заменят кем-нибудь другим. У меня отец всю жизнь космические ракеты строил, с полигонов не вылезал, а там иногда бывает пострашнее, чем здесь, в Зоне, и что теперь? Пенсия у него такая же, как у соседа-кладовщика, который тридцать лет просидел на толстой жопе в своем складе, всю жизнь только воровал, водку жрал на халяву да молоденьких сотрудниц портил. Вот так там, снаружи, в Большом мире! А я не хочу жить так, как мой отец, не хочу ждать его смерти, чтобы вселиться двухкомнатную развалюху в спальном районе! И вообще я хочу доказать, что все могу сам. И квартиру, и все остальное… А насчет идей, так за что же они глотки друг другу рвут, эти «долговцы» да «Свобода», как не за идею? Только идеи у них в принципе одинаковые, первые намерены всех построить, а вторые, хотя и ратуют за свободу, но, в принципе хотят того же самого. Разница не в идеях, только в упаковке!
Он замолчал, неожиданно все поняли, что никакой он не чечако и не так уж и юн, а уж что не придурок — вот это совершенно точно.
— А малый-то совсем не так прост, — заметил Бей-Болт. — Ладно, сталкеры, посмотрим, как у нас там с боеприпасами. Не исключено, что наше молодое дарование своего добьется. А значит, здесь скоро будет «Монолит».
Сталкеры понимали, что скорее всего за ними никто не придет, а если и придет — то это будут именно «монолитовцы», но умереть от пули все-таки лучше, чем быть раздавленными. Да и осточертело бездействие — пусть приходят, встретим в три ствола, как полагается встретим!
Вот только патронов оставалось мало.
Но и «монолитовцев» пока что видно не было.
Берет уже всерьез подумывал о том, хватит ли у него духу, чтобы взять, да и покончить с этим ожиданием? Стволы-то, вот они, только до спуска дотянуться, и все. Сталкерам — покой, а Госпоже Зоне и ее любимой ведьме-проглотке — облом!
Да только неунывающий Бадбой каждый вечер, словно по команде горна, спускающий флаг, всю ночь копающийся с пинцетом и паяльником в сооруженном из чего попало приборчике, чтобы утром снова поднять его на флагшток, не давал таким мыслям слишком уж развиться. Потому что этот парень надеялся. Может быть, собирался все-таки вернуться в свою Бауманку, чтобы закончить то, что не успел закончить его отец? Может — еще чего.
Но упорство и надежда — штуки по-хорошему заразные.
А «ведьмин пузырь» продолжал сжиматься. Медленно, но неумолимо, как и полагается самой жуткой аномалии Чернобыля.
Проверять границы сжавшейся аномалии Бей-Болт строго-настрого запретил. Теперь сталкеры расположились лагерем прямо на спортивной площадке, неподалеку от флагштока.
Все съестные припасы, которые удалось разыскать в заброшенном пионерском лагере, были аккуратно сложены в центре аномалии, тут же стояли канистры с водой. Воды было литров сто, пока что ее можно было добыть из родника, но запасы сталкеры сделали, хотя трудно было предсказать, что закончится раньше — жизнь или вода.
— Картина Репина «Охотники на привале», — мрачно пошутил Васька-Мобила.
— Шишкина, — поправил его Берет. — Репин — это «Бурлаки на Волге».
— Один черт — приплыли, — отмахнулся Мобила.
Иногда Бадбой вынимал из контейнера для артефактов слегка помятую губную гармонику, но, покрутив ее в руках, вздыхал и прятал обратно. Музыки не хотелось. Не хотелось ничего, хотя поначалу все казалось не таким уж плохим, ведь выходили же они из разных передряг. И потом, молодые считают себя бессмертными, впрочем, как и все остальные представители рода человеческого. Бессмертными до самой смерти. Но вместе с аномалией сжималась и надежда, уступая место апатии. И теперь дни тянулись жутко и вечно.
— Эх, похоже, никто нас не слышит, — вздохнул Васька-Мобила. — Хоть бы «монолитовцы» пришли, постреляли бы, все-таки какая-никакая, а развлекуха. Да и остохренело все в этом Божьем уголке. Уж скорее бы!
Но их услышали. Услышали на «Янтаре», и Лешка-Звонарь уже отправился в Затон на поиски Рыбаря со спасительным артефактом.
Услышали и на Радаре, где про жутковатый пионерский лагерь, конечно же, знали, но не спешили прикончить маленькую команду сталкеров, невесть каким образом оказавшуюся в тылу группировки. Да и то сказать: зачем выполнять работу, которую Зона сделает сама? Но когда аномалия наконец сожмется, бойцы «Монолита», фанатики, придут, чтобы забрать «сердце». Они знают, как это сделать, и знают, как им пользоваться. Не в первый раз. Точнее, знают их хозяева. Потому что такие редкие артефакты не должны попадать в чужие руки, они слишком ценны для дела «Монолита». Когда аномалия схлопнется, шаманы «Монолита» заберут алую каплю и поместят ее в центр капища, и тогда можно будет беседовать с хозяевами Зоны, тогда все, кто участвовал в камлании, получат в Зоне временный статус неприкосновенности и станут угодными «Монолиту». И весь мир немного изменится. Совсем чуть-чуть, но слуги «Монолита» умеют ждать. И они дождутся.