Фишер вырвал меня из толпы прямо посреди разговора – я еле успел извиниться перед собеседниками. Рядом с ним мчался донельзя серьезный милорд Касьян.
– Мотаем, Алекс, быстро…
– В чем дело? – по спине моей вдруг пополз холодок.
– Борман, – ответил Фишер. – Борман, похоже, нашел того, кто звонил Майкрофту.
– Абонента Майкрофта?! И кто?..
– Пока ничего не понятно. Какой-то местный педик. Главное – он связан с Лафроком.
Пилот с ходу погнал во весь дух. Коптер мчался в темнеющем небе на предельной скорости. Милорд Касьян нервно поглядывал на часы.
– Я надеюсь, Борман все сделал чисто, – выдавил он.
– Какого черта!.. – махнул рукой Фишер. – Это уже не имеет значения. Важно, что это рыло нам сможет рассказать. В любом случае ему одна дорога…
До отеля мы добрались меньше чем за час. Пилот не глушил двигатель. Фишер вынырнул из кабины и исчез в лифтовой башенке. Вернулся он через три минуты с плоским чемоданчиком в руке, и коптер снова поднялся в небо.
Машина промчалась над деловыми кварталами, снизилась где-то на окраине огромного мегаполиса, и темным призраком, без единого огня опустилась на территории чьей-то усадьбы. Шасси еще не коснулось дерна, а Фишер уже сдвинул вбок дверь салона и спрыгнул вниз. На желтой пожухлой траве стоял Росс Борман в окружении нескольких молодых парней.
– Все нормально? – быстро спросил Фишер.
– Порядок, босс, – довольно осклабился Борман. – Идемте.
Мы быстро миновали темный старый сад и вошли в большой, сложенный из серого булыжника дом времен начала бума. Борман провел нас в комнату на втором этаже и включил свет.
На роскошном ковре валялся коротко стриженный молодой мужчина с мягкими чертами лица типичного примерного сыночка. Лицо его было в синяках и кровоподтеках, дешевая одежда в стиле «мальчишечка» – широченные брюки, цветастый свитер и короткий приталенный пиджак – изодрана. По рукам и ногам он был довольно профессионально опутан прочной клейкой лентой.
– Развяжите этого красавца, – скомандовал Фишер, бросая на туалетный столик фуражку и стягивая с рук перчатки. – Зачем вы его так избили?
– Так получилось, – пожал плечами Борман, – орал громко.
– У тебя всегда так получается… рассказывай.
– Этот Тим – довольно известный тип, живет на содержании у своих любовников… м-мм, да. Одно время он жил с Лафроком.
– Короче, – оборвал его Фишер.
– В тот день его видели в порту, возле центрального блока гражданской дальней связи… где-то за полчаса до разговора. Когда я об этом услышал, то сразу насторожился. Решил проверить. Сперва никто из служащих ничего путного сказать не мог – там, само собой, миллионы людей проходят… ну а потом его вдруг совершенно точно вспомнила одна дама из бюро кредитов. Он требовал связь с Метрополией в кредит и при этом ей нахамил.
Фишер кивнул.
– Ладно… пойдем самой простой дорогой. Усадите его в кресло и держите. Крепко держите.
– О Боже, – полным слез голосом произнес Тим, – что вы со мной хотите делать, офицер?
Фишер молча раскрыл свой чемоданчик и достал из него сверкающий пистолет-инъектор. Зарядил в него какую-то ампулу и подошел к пленнику.
– Держите ему голову.
Двое амбалов прижали брыкающегося Тима к креслу.
– Голову, олухи, держите! Вот так…
Инъектор прижался к шее. Клацнул. Фишер вынул пустую ампулу и уложил аппарат обратно в чемоданчик.
– О, – вдруг медово пропел Тим, глядя на меня, – а ты мне нравишься. Ты милый парень, верно? Хочешь меня? Я буду нежным, как маленький мальчик…
– Чего это он? – удивился Борман.
Я испытал дикое желание врезать Тиму ботфортом в пах.
– Дайте свет, – приказал Фишер. – Свет ему в глаза.
Кто-то принес яркую лампу. Фишер встал перед креслом, пощупал пульс допрашиваемого, потом медленно, с расстановкой спросил:
– Ты знаешь милорда Майкрофта Фаржа?
– А-аа, дядю Майка?.. Конечно. Я был тогда еще мальчиком, нежным мальчиком… я в него страшно влюбился… я так плакал тогда… а он меня не хотел любить… а потом я ночью пришел к нему… а он был с бабой… с противной бабой… а потом она ушла… и я его соблазнил… и он меня любил… и любил еще несколько раз… и делал мне подарки… такие дорогие подарки… а потом… он… уехал…
– О чем ты с ним говорил по телефону?
– А… это Матье мне сказал… он чем-то недоволен… он сказал, что у меня будут неприятности… я его боюсь…
– Что тебе приказал Матье?
– Он… он сказал, я должен поговорить с дядей Майком… чтобы дядя Майк никому ничего… не говорил… а иначе я дам интервью газетчикам… расскажу… как я его любил… и он меня любил…
– Что именно никому не должен был говорить дядя Майк?
– О… что шкип Олаф и прокурор Лемберг встречались здесь с Эгоном… обо всем этом… а он… он сказал, что не понимает, о чем я… ему говорю… сказал… не знает никакого Олафа… а я тоже не знаю… а я сказал, что если он не знает, то я иду к этим… к газетчикам… я все расскажу, мне… мне так Матье сказал…
– Кто такой шкипер Олаф?
– Это Матье… он так и сказал: шкип Олаф, с Эгоном и Лембергом… я их не знаю…
– Когда это было?
– Я… не знаю… так сказал Матье…
Фишер выпрямился и вытер вспотевший лоб.
– Все, больше мы от этого придурка ничего не добьемся. Труп упрячьте с концами – ну да вы сами знаете… Милорд! Мне нужно видеть всех – милорда Харриса, Беркова, всю нашу команду. Не на вилле, разумеется.
Мы быстро покинули дом и сели в коптер, который тотчас оторвался от земли.
– Что-то многовато сюрпризов, – пожаловался Фишер, – подумать только: милорд Майкрофт, соблазненный мальчишкой! Дурдом какой-то. Я, конечно, сто раз такое видел, но тем не менее… никогда бы не подумал. Но вот кто этот Олаф? И что это они могли придумать в компании с Лембергом, Миллером и этим Лафроком?
– Лемберг – это тот самый Элиас Лемберг, помощник по прессе в Генпрокуратуре Метрополии? – спросил я.
– Да, – кивнул Фишер, – и меня это не удивляет. За ним водились кое-какие грешки, и мы его держали на мушке… но вот эту историю, видишь, прохлопали. Но о каком же Олафе речь? И какого ж черта милорд Майкрофт… суть-то по-прежнему ни хрена не понятна! Ну молчал бы, коли дело плохо. Что-то здесь не так. Что-то не так, джентльмены.
Вернувшись наконец в номер, я заказал бисквиты и вино, а в ожидании заказа вытащил кофр, достал свой «нокк», проверил прицел и загнал в гнездо тяжелый сдвоенный магазин на триста выстрелов. Вошедший с подносом официант, увидев меня – голого по пояс и с массивным оружием в руках, – слегка побледнел.
