– Опять, – пожаловалась я. – Своим вопросом я разворошила в вашей голове такой рой сведений, что они совершенно безжалостно атаковали меня.
Поделом вам, – вздохнул Каллистрат. – Не будете подслушивать.
– Я слушаю, а не подслушиваю, – напомнила я. – Вы подумали вот про эти родовые записи. – Я указала на толстые фолианты в коричневых кожаных переплетах, стоящие на полке рядом с верстаком, который был завален причудливыми деревянными заготовками. – Вы внимательно прочитали их и обнаружили?..
– Что численность родов уменьшилась только за последние сто пятьдесят лет почти наполовину.
– Мор и глад? – шутливо поинтересовалась я, чувствуя растерянность, – уж больно угрюмым стал эмоциональный фон его мыслей.
– Полное процветание. Все плодится и размножается. Кучи детей – и законных, и незаконных. Только бесполезных гривен все больше лежит по усадьбам.
– И Оболыжские – один из только что закончившихся родов? – медленно договорила я за него. Он нахохлился, глядя в сторону.
– Сколько же ваших братьев задушила родовая гривна? – тихо спросила я, наблюдая за калейдоскопом его ужасных воспоминаний.
– Шестерых, – одними губами ответил он. – Я должен был стать седьмым, и последним. Мать как обезумела. Зги проклятые волхвы про каждого из них говорили, что, может, обойдется… И она заставляла надевать эту анафемскую удавку снова и снова… По-моему, уже после смерти второго сына она сошла с ума. Он всегда был ее любимчиком… А когда и он… Тогда она стала кричать, что…
– Да я знаю, не надо, – мягко сказала я.
Крики его безумной матери и так звенели у меня в ушах: «Я не рожала голутвенных – пусть все сдохнут, но не позорят род! Только лыцар достоин быть последним из Оболыжских!» – Да, – сказал Каллистрат, нервно улыбаясь. – Именно я стал тем, кто опозорил наш род. Наверно, я тоже голутвенный и лыцарова гривна оказалась бы мне тоже тесновата… Я не стал этого проверять. Мать… к счастью для меня, она успела захлебнуться в своем вопле и в крови, хлынувшей из горла, чуть раньше, чем я совершил эту глупость. И как только мать упала замертво, я запрятал родовую удавку подальше и живу… Живу! Пока еще лыцаровым отпрыском. Но мои не родившиеся дети, считайте, уже голутвенные. А их дети буквально через несколько поколений – уже анты. Мор и глад? Ха! Смутные времена унесли в небытие меньше фамилий, чем это медленное, но постоянное вырождение!
– И я для вашего рода – последняя надежда? – печально спросила я.
Каллистрат гордо вскинул голову, собираясь возразить, но встретился со мной взглядом и поник.
– Может быть, вы и правы, – сочувственно сказала я. – Княжеская кровь, впрыснутая Оболыжским, если б и не дала князей, то уж лыцаров, наверное, возродила бы. Еще на несколько поколений. А потом…
– Потом? Этого «потом» не будет. Все господские роды ждет один конед: превращение в невинных как младенцы ан-тов. Я это понял, просмотрев родовые записи только одного княжества. Но вы думаете, при царовом дворе не знают про совершающееся вырождение? Не глупее нас небось. Ваше появление – слишком ценный дар, чтобы его расходовать на получение из двух князей одного!
– Но почему только одного? Допустим, у нас с князем будет два сына, одному достанется гривна Михаила, другому– моя…
– Ха. Ха. Ха, – раздельно сказал Каллистрат.
– Что, совсем ни одного случая? – ошеломленно спросила я.
– Проверено. Многими поколениями. Наследник может быть только один. Или ни одного…
– Статистика… Безжалостная статистика…
– Что?
– Так бы это назвали в моем мире.
– В вашем? В нашем, княгиня! Мои предки явились из того же мира, что и вы! Только пятью сотнями лет раньше. Я в этом совершенно точно уверен. Пятьсот-шестьсот лет назад господ просто не существовало в этом мире – в этом самом, в котором мы с вами находимся! История всех лыцаровых и княжеских родов начинается с этих времен – ни позже, ни раньше.
– Но вы судите по письменным источникам. Может, просто раньше не было письменности, поэтому вы не знаете…
– А посмотрите-ка внимательнее в моей голове, княгиня! Тогда и не будете говорить таких смешных вещей.
– Посмотрела. Книги, рукописи. И что?
– Не заметили? Правильно. Да и как вы заметите? Посидели бы вы над этими рукописями с мое… Чем старше рукопись, тем она лучше, достовернее, умнее, наконец! Эта карта, которую вы смотрели… Самая точная на сегодняшний день! Самая новая? Как бы не так! Это копия с самой старой карты, которую мне удалось отыскать! Нынешние знания и умения – всего лишь крохи, уцелевшие со старых времен, с начала истории. И начало явилось в этот мир уже со всем готовым: с письменностью, ремеслами, оружием. Оно явилось с такой утварью, такими штуковинами, которым мы теперь, через полтысячелетия, и назначения придумать не можем! Вот, вот! – Он принялся беспорядочно выдвигать ящики шкафа. – Что это такое? А с этим что делать? А это?
– Позвольте, – остановила я его.-Да что ж тут непонятного? Вот это – ножницы. Обыкновенные портновские ножницы. Это – пистолет. Старинный, конечно, но сохранился неплохо. Это – замок. Просто амбарный замок с ключом. Выглядит прекрасно. Поверните ключ – вот этот, который торчит, – замок и откроется.
– А вы сами не хотите попробовать? – язвительно осведомился Каллистрат.
Я укоризненно взглянула на него.
– Ах да, ваша рука! Ничего, я помогу. Я буду держать этот так называемый замок, а вы поворачивайте все, что хотите.
Я послушно взялась за ушко ключа и надавила, пытаясь провернуть в замочной скважине.
– Ну и что тут такого? – подняла обиженный взгляд на Каллистрата. – Ну, не поворачивается – заело, наверно. Бывает. Или заржавел. Сами говорите: лежит много лет…
– Замечательно! – с чувством совсем не восторженным, а скорее ядовито-желчным произнес Каллистрат. – Тогда, может, опробуете самый простой предмет? Как вы его назвали – ножницы? Он не ржавый – убедитесь сами. Должен действовать. Покажите только – как?
– Вставьте свой палец сюда. – показала я на отверстие. – А я вставлю сюда. Теперь потяну, они раскроются… Ножницы не открылись.
– Держите крепче, попробуем еще раз, – скомандовала я и потянула еще раз. Результат тот же.
– Ну что? Как вы объясните теперь? – кисло морщась, поинтересовался Каллистрат. – Тоже заело?
Я забрала ножницы из его рук, внимательно посмотрела на просвет между сомкнутыми ножами. Просвета не было. Между ножами?
– Боже мой, как же я могла забыть! – воскликнула я, поняв наконец, в чем дело. – Михаил ведь рассказывал – у вас все металлические поверхности слипаются! Вот и ножницы слиплись! Конечно! И с замком, видимо, та же песня. И пистолет не стреляет. Как там эта штучка называется, которая лупит, вызывая искру, – боек? Наверное, он просто приклеился к железу, на котором закреплен!
