Каждое утро этого жаркого и удушливого лета она надеялась — сегодня все решится, сегодня Жильбер — создатель голема — найдет, наконец, способ уничтожить свое творение. А творение, меж тем, направляло энергию на сотни и сотни казней. Люди действовали, считая, что они существуют сами по себе, сами осуждают, сами кричат: «Смерть врагам народа!» — провожая на казнь своих собратьев.
Но это было далеко не так.
Иногда Жаклин почти физически чувствовала, как в самом центре столицы засела безумная, насосавшаяся крови тварь — тварь, которой чуждо все, что дорого людям, которая требует только одного — крови и смерти.
И все-таки, даже в эти дни она пыталась надеяться на лучшее. Пыталась — насколько могла. Ей было совершенно все равно, будет ли жива нынешняя диктатура, или же случится что-то еще — но лишь бы прекратились казни, лишь бы Жильбер был просто рядом.
Париж, 28 июля (10 термидора) 1794 г.
И все же катастрофа произошла внезапно — вечером Жильбер ворвался в ее квартиру с возгласом:
— Макс арестован! В городе — восстание!
Дальнейшее Жаклин вспоминала словно бы в дымном мареве, которое окутало город в ту ночь.
Она и Жильбер бегут куда-то по центру города. Они не одни — их несет толпа. Жаклин оглядывается. Что-то резко переменилось во всех этих людях. Она ненавидела толпы — с тех самых пор, когда казнили короля. Но сейчас в глазах людей читалось иное — воля и решимость. Они пытались думать, эти люди — и не важно, кто из них был полуграмотным, а кто — нет.
— Неподкупный освобожден! — услышали они. — Все — к ратуше! Восстание! Долой предателей из Конвента!
На Ратушной площади оказались, не сговариваясь, все участники организации. Но то, что они мгновенно нашли друг друга — это уже никакой случайностью не было.
— Все мы знаем, что делать! — страстно говорила Сильвиана. — Даже если завтра Макс победит — а он должен, обязан победить, — это ничего не изменит!
Прольется еще одна река крови — или не одна.
— Я должен убить голема. Немедленно, — кивнул Жильбер. — Я виновен во всем, это была моя идея.
— Наша идея, Жильбер. НАША, гражданин Клеман! Только сил у нас маловато, — возразила Сильвиана.
— Тогда — вперед, — Жильбер снова оказался во главе небольшого союза тех, кто хотел повернуть с места неподъемное колесо истории.
— Я иду с вами! — решительно объявила Жаклин.
— Ты? — Сильвиана посмотрела на нее, и в глазах ее промелькнули и жалость, и удивление — и дикая тоска. — А ты знаешь, что возврата может не быть?
— Я клялась! — настаивала девушка.
— Тебе, должно быть, совсем немного лет. Не обманывайся внешностью — среди нас нет никого, кто не пережил бы век. Ты же… ты же в Запределье можешь выйти с трудом, тебе бежать некуда.
— Нет. — Жаклин помотала головой, и Сильвиана поняла — этот ответ окончателен.
…А потом что-то и в самом деле сдвинулось с места — должно быть, то самое колесо истории. Жаклин видела ворвавшихся на площадь солдат — здесь и свои, и чужие были похожи, как родные братья, понять, кто есть кто, оказалось почти невозможно.
Слышались звуки стрельбы, свистели пули — рядом бежали и падали люди. Верные предателям войска штурмовали Ратушу.
— Нам надо успеть, — тихо говорит Жильбер, но Жаклин слышит его. Их четверо — это все, кто остался в живых из своих. Остальных не следует дожидаться — они возле Ратуши. Почти бессмертные тоже могут умирать.
Жаклин никто ничего не говорит — она чувствует все сама.
— Где может быть тварь? — спрашивает она.
— Около площади. Да где угодно — сегодня она упьется смертью! — кричит Сильвиана. Она ранена, но еще может идти. — Попробуй прикончить ее, Жаклин. Если у тебя хватит сил… Должно хватить… — шепчет она, остановившись. — Держи, попробуй понять, как оно действует, — она вынимает откуда-то из рукава серебристый тонкий жезл. — Я больше не могу…
Сильвиана усаживается на ступеньки какого-то дома, ее голова медленно заваливается набок…
…Жильбер что-то глухо объясняет на бегу, Жаклин не слушает его — и не глядит в его лицо. Потому что сейчас оно — страшно. Это лицо вампира из самых жутких рассказов, только сейчас его ненависть оборачивается не на людей.
Жаклин и без того знает — созданное по ошибке существо не возьмешь пулями. Да и серебро, которое, говорят, охраняет от нечистой силы, бессильно. Возможно, поможет тот жезл, что отдала ей Сильвиана, возможно — причудливая резная статуэтка в руках Жильбера — когда-то Жильбер рассказывал Жаклин, что сей предмет был привезен из далекой колонии в Новом Свете.
А возможно, против твари не поможет ничего.
— И все я думаю, а куда же это они запропали?! Придут, придут, обязательно придут!.. — слышится рядом насмешливый клекот. — Вот я вас, голубчики, и дождалась…
Почему-то Жаклин очень хорошо различает во тьме эту женщину — и силуэт гильотины за ней. Глаза твари светятся, но не безумием — скорее, бешеной злобой, которой не бывает, не может быть у обычных человеческих созданий.
— Во имя свободы! — каркает тварь, и острый кинжал, появившись словно бы из ниоткуда, с невероятной силой вонзается в глазницу их третьего спутника.
— Во имя равенства! Ты же считал меня неравной себе, не так ли? — шипит тварь, и Жильбер не успевает. Еще один кинжал — и статуэтка разваливается в его руках. И Жаклин понимает: что бы она ни сделала, она тоже опоздала.
— Что, милочка, я же говорила — мы с тобой увидимся! И увидимся здесь, около этой милой бритвы. — Тварь машет рукой в сторону гильотины. — Мы с тобой поговорим еще о братстве, милочка!
— Беги в Запределье, Жаклин, беги немедленно! — хрипит Жильбер. Кажется, что гигантская удавка затягивает его шею.
Жаклин медлит, и тогда словно бы какая-то сила подхватывает ее — и резко, со всего размаха, ударяет о мостовую…
…Она пришла в себя от шума дождевых капель.
Поднялась на локте, присмотрелась, не обращая внимания на промокшую насквозь одежду.
Здесь, на ЭТОЙ площади не было никого — ни Жильбера, ни сотворенного им голема. Не было и гильотины. Просто сама площадь оказалась какой-то странной. Неправильной, что ли. Что именно было здесь неправильного, она поняла чуть позже.
Никакой мостовой здесь не было, девушка сидела на земле, не зная, что делать дальше. Нужно было возвращаться. Жильбера больше нет. Никого из них больше нет.
Она осталась одна — ученица могущественных магов, почти не способная не только что победить созданного ими голема, но даже просто выжить.
Медленно наступал рассвет — хмурый и дождливый. И в этот момент неподвижно сидящая на земле Жаклин поняла, что именно здесь неправильно.
