— И? — Спина Седрика похолодела от предчувствия.
— Она умерла.
На мгновение Седрик усомнился, но нет — такие не любят напрашиваться на сочувствие. Вряд ли Багшо раскрывает свою душу перед каждым встречным-поперечным, а уж притворно — об этом нет смысла и говорить. Тем более что тема прямо касалась его нежно лелеемой мужественности. Багшо считает себя крутым парнем и не может выходить из характера.
И Седрик поверил.
— Почему?
Багшо глубоко вздохнул, словно перед прыжком в обжигающе холодную воду..
— Ее убили. Изнасиловали, а затем убили. Я хочу справедливости. Мне нужна твоя помощь. Я буду очень тебе благодарен.
И это — человек, спасший Седрика от боевиков ЛУКа, человек, поймавший его при падении с семнадцатого этажа.
Не нужно, конечно, забывать, что в то же самое время это — человек, скинувший его с семнадцатого этажа, человек, который был обязан вывести его через парадную дверь гостиницы часом раньше, тихо и спокойно.
Что ни говори, а все-таки лестно, когда такой человек, как Багшо, просит тебя о помощи. Седрик взглянул на Элию, но та, погруженная в собственные страдания, не очень замечала, что происходит вокруг.
— Но почему я? — спросил он, не поворачиваясь к коммуникатору. — Почему именно я должен разыгрывать из себя идиота?
— Потому что ты идеально подходишь для этой роли. Да, вчера тебя подставили. Как ты думаешь, много людей поверит тебе сегодня?
— Да никто!
— Вот именно!
Седрик крутанулся волчком, его захлестнула волна холодной ярости:
— Так ты что же, хочешь сказать, что вчера меня выставили перед всем миром дубиной нетесаной нарочно и с единственной целью — чтобы никто не поверил мне сегодня?
— Я этого не говорил, но — возможно. Вполне возможно. Мы должны сообщить правду, но таким образом, чтобы правде этой никто не поверил. Это — капкан, Шпрот, и насторожить его должен ты.
— Потому что я ничего не знаю и не смогу разобраться в вашем вранье?
— Хочешь, мы покажем тебе голо? — Багшо рванулся вперед, словно намереваясь выскочить из коммуникатора. — Отведем тебя в морг, ощупывай трупы, нюхай кровь. Тебе что, крови хочется?
— Я хочу правду.
Да знает ли в Кейнсвилле хоть один человек, что это такое — правда?
— Ты получишь правду. И ты расскажешь правду. И тебе не поверят — в том-то весь и фокус. — Багшо сделал почти физическое усилие и снова взял себя в руки. — Послушай. За свою жизнь я уговорил, уломал очень многих девиц, но никогда и ни о чем не просил мужиков — с того, во всяком случае, времени, когда перестал писаться в кроватку. Теперь я прошу тебя об одолжении. Ну а если этого мало, если ты не хочешь помочь мне в моей мести — может быть, у тебя тоже найдется, что вспомнить, найдется счет, по которому нужно расплатиться?
Боже святой и правый!
— Гленда? — еле слышно спросил Седрик. — Да, — невесело улыбнулся Багшо. — Фиш научит тебя, как утопить Пандору Экклес. Утопить надежно, с концами.
Седрик попытался сглотнуть застрявший в горле комок. Гленда… Перед Глендой он в долгу.
— Десять минут.
— И ты дашь интервью?
Гленда, разрубленная на кусочки, упакованная в маленькие бумажные пакетики…
— И утоплю Пандору Экклес?
— С кирпичом на шее. Ты, своими собственными руками. Обещаю. Гленда!
— Я сделаю все, что вы там придумали, — решился Седрик.
Голограмма померкла.
***
Купол Дэвида Томпсона был даже больше, чем де Сото, а может, такое впечатление создавала его пустая под метелку площадка. Центральный колодец сочился тускло-красным светом, похожим на лучи закатного солнца, пробивающегося сквозь плотные грозовые тучи. СОРТы и прочие машины ушли уже исследовать новый мир, обманчиво хрупкие фермы подъемных и портальных кранов опустели и замерли.
Седрик немного постоял на выходе из стерилизационной камеры, давая своим глазам адаптироваться к полумраку. На этот раз операторы опустили всего один пандус — ну да, конечно, это же не Тибр, которому уделяли особое внимание. На наблюдательной площадке скучали двое охранников и… Бейкер, что ли? Нет, Абель будет пониже, он, вероятно, пошел осматривать этот самый Саскачеван.
— Бежим, — сказал Седрик. — Слетаем к колодцу, ты посмотришь вниз, скажешь: “Нет, не годится, цветовая гамма мрачновата”, — или что там еще полагается, а потом — со всех ног обратно, о'кей?
— О'кей, — кивнула Элия, не отрывая глаз от кровавого зарева. — Знаешь, я чувствую себя полной дурой. Хочешь — верь, хочешь — нет, но распускать нюни совсем не в моих привычках.
— Я знаю. Через несколько минут, когда все будет кончено и мы вернемся на это место, ты придешь в себя и забудешь обо всех страхах.
— Ты только не отпускай мою руку, — вымученно улыбнулась Элия.
— Готова? Давай!
Они ринулись вниз по склону.
Принцесса бежала совсем неплохо — со скидкой, конечно, на рост и длину ног. Седрик держался рядом, ни на секунду не выпуская ее руки. Девлин оставил созерцание нового мира, повернулся и поднял голову.
Задыхаясь, Седрик и Элия влетели на наблюдательную площадку, дружно ухватились за перила и заглянули вниз.
Гнилое, отвратительное болото, усеянное камнями, мутными лужами, мелким колючим кустарником и травянистыми кочками, растительность по преимуществу двух цветов — ярко-желтого и тускло-коричневого. Сыпался мелкий дождь. (Как? Каким образом? Ведь это место накрыто огромным черным диском. Парадокс!) Ветер гонял по поверхности луж мелкую рябь, следы, оставленные колесами машин, медленно заполнялись пузырящейся жижей. Самый крупный экземпляр местной растительности располагался прямо под наружным краем площадки; неожиданно этот белесый, размером с хорошую бочку, слизистый ком рванулся вверх, вытянулся в некое подобие высокой тонкой пальмы и плавно изогнулся; над людьми нависла кошмарная “крона” — круглое отверстие, окаймленное толстыми, извивающимися отростками. Еще мгновение, и отростки превратились в длинные белые веревки, перехлестнули через перила, обвились вокруг Элии и вскинули ее в воздух; Седрик, не успевший даже сообразить, что же тут происходит, выпустил руку принцессы. Охранники схватились за бластеры и замерли, остановленные криком Девлина; видимо, их резкие движения привлекли внимание инопланетного существа — новые веревки плотно окутали оружие.
Седрик вскочил на перила и схватил Элию за лодыжки — очень вовремя, еще мгновение, и она оказалась бы вне досягаемости даже его длинных рук. Теряя равновесие, он уцепился за перила сначала одной ногой, а затем и другой, белесые щупальца оплели его тело, рванули вверх.
Седрик чувствовал, как что-то вцепилось в его лодыжки, но это, скорее всего, были руки кого-то из людей, суставы его трещали, тело растягивалось, как жевательная резинка, однако он упорно не выпускал Элию, извергающую проклятия на дюжине языков — и слава Богу, значит, ни одно щупальце не захлестнуло еще ее шею. Не выпускал, хотя и кричал от невыносимой боли, не выпускал, хотя все нарастающее напряжение грозило разорвать его пополам.
