Марина проскользнула в дверь палаты и подошла к сидевшему на стуле адмиралу. Тот дремал, опустив небритый подбородок на грудь. Она легонько тронула его плечо.
— Николай Иванович…
— А? Что? — Несвицкий-старший поднял голову.
— Зачем вы здесь? Ночь на дворе. Вам нужно отдохнуть.
— Как вы не понимаете? Мой внук, возможно, умирает, — глаза у старика налилось влагой. — Когда-то я не смог быть рядом с сыном в его последнюю минуту, так хоть бы с внуком…
— Он не умрет, — Марина покрутила головой. — Степан Андреевич –хирург от бога. Операция прошла успешно. Николаю перелили зачарованную плазму — он сам ее и приготовил перед тем, как вы его отправили за фронт. Он обязательно поправится.
— Уверены?
— Я врач. Идемте!
Марина отвела Несвицкого в соседнюю палату, где уложила на свободную кровать.
— Поспите, Николай Иванович! — сказала на прощанье.
Выйдя в коридор, она позвала санитарку и отвела ее палату, откуда увела Несвицкого. Там они вдвоем перетащили пустующую койку к той, на которой спал раненый, поставив ее рядом. Когда помощница ушла, Марина скинула халат и забралась под одеяло. Взяла руку Николая, поцеловала и положила себе на грудь.
— Вот так-то будет лучше, — прошептала. — Теперь ты никуда не улетишь. Не отпущу!..
* * *
«По сообщению агентства Славинформ вчера покончил жизнь самоубийством командующий войсками Славии маршал Коровяк. Он дважды выстрелил себе в затылок из табельного пистолета…»
Несвицкий хмыкнул. Персонажа явно ликвидировали, списав на суицид. Он продолжил чтение.
«Еще один палач варяжского народа отправился прямой дорогой в ад, где встретится с другим мерзавцем, повешенным по приговору Верховного суда Нововарягии. Жаль, что Коровяк веревки избежал. Но есть другие кровопийцы, которых ждет расплата. И им ее не миновать…»
Николай сложил газету и положил ее на тумбочку. Задумался. Похоже, понеслось дерьмо по трубам. В руководстве Славии — раздрай. После освобождения земель Нововарягии в ходе наступления объединенных сил республики и корпуса империи, в Борисфене ищут виноватых. Пока списали маршала, но, нет сомнений, что это лишь начало…
В дверь постучали, и в палату вошли Касаткин-Ростовской с Акчуриным. В белых халатах, наброшенных поверх мундиров, волхвы смотрелись мило и забавно.
— Здравствуй, Николай, — сказал Акчурин. — Пришли вот навестить. Едва пустили — говорят: тебя не нужно утомлять. Мы ненадолго.
— Присаживайтесь! — Несвицкий указал на табуреты возле койки. Волхвы сели. — Рад вас видеть. На то, не пускали, не сердитесь — перестраховываются медики. Чувствую себя почти нормально. Рана зажила, срослись поломанные ребра, разве что осталась слабость — крови много потерял. Спасибо вам, что довезли живым.
— Тебе спасибо, — возразил Акчурин. — Если б не вмешался, конец бы нам — по крайней мере Гайворону и Сашко. Мы с Борисом, возможно, улетели бы, хотя не факт. На бронетранспортере стояла автоматическая пушка. Один снаряд ее защитный кокон отобьет, но двух-трех попаданий не выдержит.
— А я подставился под пистолет с магическим патроном, — вздохнул Несвицкий. — Спешил и не добил фашиста. Не подумал, что маг возглавит погоню.
— Мы видели, как он летит вслед за тобой, — сказал Касаткин-Ростовской, — но не могли стрелять — тебя бы зацепили. Зачарованные пули не разбирают свой или чужой. Взлетели, чтоб перехватить, но опоздали: он тебя уже подбил. По рации кричали, но ты не слышал нас.
— Наушник выпал, а я в горячке не заметил, — вздохнул Несвицкий. — Лопух. Теперь меня ругают на чем свет стоит.
— Почему? — удивился Касаткин-Ростовской.
— Марина — сами понимаете, за что, — стал перечислять Несвицкий. — Дед — за беспечность в отношении врага, проявленное легкомыслие. Начальник госпиталя — за то, что раненых оставил без раствора. Повезло, что из империи прислали волхва. Тот хоть и ворчит, что выдернули из Москвы, но раствор готовит.
— Ну, я тебя порадую, — улыбнулся князь. — Нас троих представили к ордену Андрея Первозванного, высшему в империи! За то, что своими действиями обеспечили успех начавшегося наступления. Он оказался грандиозным — на намеченные рубежи войска республики и корпуса вышли через четыре дня. Потери минимальные в отличие от славов. Их только в плен сдалось почти что двадцать тысяч! Теперь у наших командиров головная боль: где их разместить и как прокормить, — он рассмеялся. — Вот так-то, Коля. Кстати, Яша ныне подполковник — присвоили досрочно.
— Поздравляю! — сказал Несвицкий.
— Спасибо, — кивнул Акчурин.
— Надо бы отметить, — князь подмигнул. — Что скажешь?
— Давай, пока одни, — кивнул Несвицкий.
Касаткин-Ростовской вытащил из кармана фляжку из блестящего металла и сунул ее Николаю.
— Коньяк, десятилетний, родители прислали.
Несвицкий свернул на фляге крышечку.
— За вас, друзья!
Отпив, он покатал во рту напиток — мягкий, ароматный, со вкусом дуба и ореха. Проглотил.
— Замечательный коньяк!
Несвицкий отдал флягу князю.
— За твое здоровье! — Касаткин-Ростовской отхлебнул и передал флягу подполковнику. Тот взял, отсалютовал Несвицкому и вылил все оставшееся в рот.
— Хорошо! — Акчурин крякнул и отдал флягу князю. Тот спрятал емкость.
— Мы уезжаем, Николай, — сказал Касаткин-Ростовской. — Волхвы на фронте сейчас пока без нужды. Командование отправляет нас в отпуск. Зашли тебя проведать, заодно и попрощаться.
— Когда вернетесь?
— Бог знает, — Борис пожал плечами. — Ходят слухи, что корпус отзовут. Он задачу выполнил. Фронт отодвинут от Царицыно, обстрелы прекратились, Нововарягия вернула свои земли. Ее границы защищают естественные рубежи — реки и водохранилища. На берегах возводят укрепления.
— Плохо, — сморщился Несвицкий.
— Почему?
— Война на этом не закончится. Они опять попробуют.
— Уверен?
— Абсолютно. Сражение мы выиграли, но причина конфликта не устранена. На Западе не угомонятся. Вновь накачают Славию оружием, деньгами, подготовят новые бригады и нападут.
— И что ты предлагаешь? — раздалось от двери. Волхвы повернули головы. Увлекшись, не заметили, как в палату вошел Несвицкий-старший.
— Здравствуй, дед, — ответил Николай. — Присаживайся. Что я предлагаю? Пока у славов хаос и раздрай, пойти на Борисфен. Перед этим включить Нововарягию в состав империи, как этого давно хотят в республике, и объявить о возвращении Варягией своих земель, отторгнутых сепаратистами.
— Это война. Большая и тяжелая, — вице-адмирал присел на койку к внуку.
— Да, если мы промедлим, — ответил Николай. — Славия соберется с силами, накачает
