Юрий Иванович - Обладатель-двадцатник

– Да это только временно… – начал неумело оправдываться Алексей Васильевич. – Я совсем не забвение имел в виду…

– Ладно, не вижу причины для споров, – перебил его Иван. – Евгений, сейчас переношу твоего фантома в соседнюю комнату, а потом туда сразу же создаю фантом Галины, и ты пытаешься её привести в чувство. Уверен, что справишься?

– Конечно, что не уверен! – досадовал журналист. – Но постараюсь приложить все свои силы, умения и знания психологии. К тому же она для меня до сих пор остаётся довольно близким человеком. Уж как-нибудь, но отыщу к ней нужный подход.

– Ладно, – согласился обладатель. – В каком виде её лучше всего сотворить?

– А в каком ты можешь?

– Да хоть голой, – сказал Иван и тут же постарался снизить звуковое возмущение со стороны Ольги. Да и сам Евгений для такой крайности оказался не готов.

– Голой – не надо! – заявил скорей испуганно, чем возбуждённо. – Лучше наоборот, больше свободных одежд.

– Договорились… Ты готов? Принимай! – Загралов создал оба фантома друг за дружкой в соседнем помещении и некоторое время с напряжением прислушивался к происходящим там выяснениям. Как ни странно, истерика прекратилась быстро, зато рыдания стали громче. Но со временем и они стихли, перемежаемые убедительным говором господина Кравитца. Он, не мудрствуя лукаво, сразу начал с признания, что постоянно помнил Галину и скучал по ней, а потом с ходу перешёл к разъяснению сложившейся обстановки. Ну и когда добрался до пункта объяснений, что теперь можно будет отомстить преступникам за смерть мужа и за прочие жизненные трагедии, Галина Павловна Тарнавская окончательно пришла в себя. Осознала себя как личность в теле фантома, загорелась желанием действовать и начала засыпать своего старого друга многочисленными вопросами как по окружающей обстановке, так и не по существу. А порой задавала такие откровенные вопросы интимного свойства, что пришлось обладателю отключить общение парочки от всеобщей связи и самому абстрагироваться от подслушивания.

Вот примерно в тот момент выяснилось, что Батянинов Остап Остапович прекрасный физиономист и, давно наблюдая за своим странным лекарем, пришёл к определённым выводам:

– А с кем это вы постоянно общаетесь?

– С вами, – ответил Иван очевидное, попутно внимательно присматриваясь к Кольцам своей силы и прикидывая, насколько и как они выдержат повышенный расход энергии.

– Да нет, со мной – это как бы походя, чисто формально, а вот вся мимика свидетельствует, что вы общаетесь ещё с кем-то. И довольно интенсивно… Каким образом и как? Если не секрет…

– Естественно, что секрет! – притворно возмутился Загралов. Но сразу улыбнулся поощрительно: – Но раз вы такой наблюдательный…

– Ко мне можно и на «ты», – разрешил майор в отставке.

– …То тогда тебе можно сразу начать приоткрывать некоторые тайны. Сейчас вот только поговорю с твоим другом Николаем…

И углубился в сферу создания вначале духа покойного участкового Соболева, потом на два разговора с ним. При этом старался не обращать внимания на взгляды, которые шокированный и несколько ужаснувшийся Батя бросал то на него, то на труп своего друга. Благо, что к тому времени покалеченный мужчина уже легко мог крутить шеей во все стороны. Наверняка в тот момент пострадавшему показалось, что тут собираются устроить жестокий спектакль. Или иной какой циничный розыгрыш. А может, окружающие не совсем вменяемы и попросту заговариваются?

Но не в его власти было что-то изменить, а тем более покинуть место событий. Тогда как обладатель создал уже готовый для третьего разговора фантом Николая рядом с собой. И с ходу задал первый вопрос:

– Тебе знаком этот раненый человек?

– Да. Это – Батя, отставной майор. Правильный мужик.

– То есть ты готов за него поручиться?

– Несомненно! Такому можно доверить всё.

– И когда вас недавно пытали бандиты, он себя ничем постыдным не замарал?

– Нет! Кремень, а не человек… – При последних словах Николай стал себя осознавать, из глаз ушла пустота, черты лица вначале расслабились, а потом стали заостряться от наплывающих нехороших воспоминаний.

– Тебя убили, и ты видишь своё изувеченное тело, – продолжал Загралов. – И, увы, тебя спасти нам не удалось. Только Остапа Остаповича успели, и то с трудом… Но что будем решать с твоим телом? Куда его перенести и кому передать?

Видно было, что павший участковый пытается разобраться в происходящем, но ему не хватает данных. Да и спросил он несколько растерянно:

– Труп?.. А я тогда кто?..

К тому моменту полковник Клещ постарался освободиться на две минутки и по предварительной договорённости был перекинут в помещение, возникая прямо перед глазами Девятого и потенциального Одиннадцатого:

– Господа! Слушать меня внимательно!

И за сто двадцать секунд толкнул такую речь, полную информации, личного мнения, отрывков собственной биографии и невероятных перспектив, что подобного не смог бы сделать Загралов и за четверть часа. Ничего не оставалось, как с приоткрытым ртом слушать зажигательный монолог и завидовать необычайной ясности мысли и невероятной доходчивости.

Апофеозом этой речи прозвучало довольное кряканье старого целителя Хоча по внутренней связи:

– Ай да полковник! Не подозревал, что ты таким трибуном и оратором можешь быть! Словно с пелёнок выступать перед публикой да агитировать её обучался. Молоток! Точнее, кувалда!

Алексей Васильевич выступил и в конце добавил:

– Убегаю! И вас прошу не задерживаться, господа! Очень остро нуждаемся в вашей помощи.

Растворился в пространстве, отправляясь на прежнее место своей нелёгкой работы. Но после его исчезновения сомневающихся, запуганных или недоумевающих в комнате больше не осталось. Это не означало, что Николай и Остап в одночасье приняли удивительную действительность за основу своей жизни, и не значит, что они уверовали в творящуюся мистику всем сердцем и душой до самого основания. Такое сразу в голове уложить сложно. Но всё-таки главные понятия они усвоили, приняли и согласились с ними. Да и наверняка в каждом человеке живёт подсознательно вера в чудо, а когда это чудо становится вдруг действительностью, то это вызовет скорее радость и желание жить, чем страх и попытки избавиться от предоставленного тебе шанса существования.

Разве что совсем маленькие сомнения возникали. И демонстрация их вылилась в следующее: павший под пытками врага участковый подошёл к собственному телу, потрогал его, а потом покопался в потайном карманчике на левой стороне пояса брюк. Достал оттуда сложенный во много раз листочек бумаги и криво ухмыльнулся: