— Нет, это мадам ля Гулю, наша смотрительница кладбища. — Директриса наконец выплюнула недокуренную сигару и присела на корточки, её явно мутило…
— Бедняжку убили! — вдруг истерично завопила какая-то рыхлая толстуха, обнимая могильный камень и орошая его щедрыми слезами.
— Не делайте поспешных выводов, милочка. — Я с трудом вернул себе пошлые манеры. — Может быть, она просто решила здесь придремать?
— Ха, да она мертва, как прошлогодняя лошадь!
В ответ на мой недоуменный взгляд директриса шёпотом пояснила:
— Это мадам Трюфо, она преподаёт девочкам физиологию. В прошлом году нашла мёртвую лошадь в овраге, ну и… переела, до сих пор вспоминает к месту и не к месту… А вы, сержант, тоже считаете, что она мертва?
— Честно говоря, да, мертвее некуда, — сказал я, вытирая пот со лба и вновь берясь за лопату.
Тело кладбищенской смотрительницы лежало в могиле лицом вниз. Попросив вменяемых дам немного оттащить её в сторонку, я продолжил раскопки, но с нулевым результатом. Второго тела под ней не было. Таким образом, ситуация приобретала иной окрас. Это преднамеренное убийство. Я понял, что с данного момента здесь больше никому нельзя верить.
— Объявляю это место местом преступления! Прошу всех отойти на десять шагов, ничего не трогать и не посещать кладбище до особого разрешения. Завтра сюда приедут специалисты, всё должно оставаться как есть, если не хотите навлечь на себя лишние подозрения.
Все поспешно попятились, дружно подняв руки.
— Специалисты?! Полиция?! — вздрогнула мадам Шуйленберг. — О нет, только не это!
— Боюсь, что тут я уже бессилен, милочка. Весьма сожалею. Но при двух трупах… дело пахнет криминалом. Всё слишком серьёзно.
— Никто из моих подчинённых и студенток не мог этого сделать, я ручаюсь! Это… это просто какой-то несчастный случай или ещё одно самоубийство!
— Неужели? Лично я даже не слышал о таком оригинальном методе ухода из жизни — закопаться в могиле носом вниз. Вы уверены, что подобное вообще возможно?!
— Возможно всё! Вы должны нас понять, вы же… гей!
— Но не идиот, — виновато развёл я руками. — Дорогая моя, даже если вы убедите меня, что и мадам ля Гулю умерла по доброй воле, то куда же тогда подевалось тело мадемуазель Аферман? Не само же ушло погулять, а?
Бледные преподавательницы дружно закивали. Кажется, в этот момент мы все подумали об одном и том же: всё прояснится, когда мы найдём ту, что отравилась капучино. Но неужели и она могла имитировать свою смерть? Я почувствовал, что вопросы накапливались и завтра я никак отсюда не уеду…
— Вы уверены, что она не дышала, когда вы её хоронили? Вы проверяли пульс, пытались поднести к губам зеркало, измеряли температуру тела?
— Мы были уверены. — Директриса продолжала заламывать руки. — Вы же понимаете, иначе мы бы не стали её хоронить!
— Да, но вы же сами сказали, что похоронили её поспешно, потому что боялись заразиться, — напирал я.
— Боялись, но… Поверьте, она не дышала!
— Как её похоронили?
— Просто завернув в ту же простыню, на которой она лежала, — шёпотом призналась мадам Шуйленберг. — Мы даже не переодевали её, старались не коснуться, мало ли…
— То есть чисто теоретически она могла остаться живой?
— Мы уже ничего не можем наверняка говорить, сержант!
Я устало кивнул. Это было слишком похоже на наше предыдущее дело. Но ведь реальная жизнь — это не роман. И в жизни повторы постоянны, хоть это и сбивает с толку, кто бы и как бы ни ожидал чего-то другого, свеженького и новенького.
Мне оставалось лишь попросить всех удалиться в свои комнаты, но, если кто вспомнит что-то необычное в связи с исчезнувшей мадемуазель Аферман, пусть даже это будет казаться им совершеннейшей мелочью, я всё равно буду счастлив их выслушать в любое время дня и ночи.
После чего, огородив место преступления ветками, проводил всех до дверей в главный корпус, встал на пороге и набрал номер комиссара Базиликуса. Мой звонок его разбудил. Не дав шефу толком разворчаться (три часа ночи!), я быстро доложил о произошедшем. Долгую минуту на том конце длилось молчание, комиссар думал.
— Оставайтесь на месте до приезда специалистов. И продолжайте расследование. Утром сразу опросите всех этих чёртовых баб. Хоть кто-нибудь, дьявол язви меня в поясницу, должен хоть что-нибудь знать! Ищите преступницу. Она должна себя выдать. Лично я никогда не верил в эмоциональную устойчивость женщин, особенно вскоре после совершения преступления. У неё просто будет свербеть в одном месте, и она непременно похвастается или покается хоть одной подружке, а та стопроцентно разболтает всем. Устройте допрос всем по очереди, сначала преподавательницам, потом студенткам. Я сейчас же позвоню в центр, чтобы они прислали лучших медиков.
— Есть, шеф, — согласился я. — Действуем сообразно уставу. Буду держать вас в курсе. И покойной вам ночи…
— Это был юмор? Я и без ваших пожеланий теперь до утра не усну… — Он повесил трубку.
Да, всё верно, начинать расспросы сейчас не имело никакого смысла, все женщины были слишком напуганы и взбудоражены, чтобы мои вопросы принесли результаты. Но и сам я тоже был слишком возбуждён, чтобы сейчас же идти спать. Поэтому решил вернуться на кладбище с фонарём и поискать хоть какие-нибудь улики по сравнительно свежим следам. Вот когда мне впервые пришлось серьёзно пожалеть об отсутствии Чунгачмунка. Опытный индейский вождь наверняка бы что-то увидел, он различал след преступника даже на примятой траве…
Я нашёл множество отпечатков самой разной обуви, но толку-то, ведь всё равно неизвестно чьих, уж сколько народу здесь натопталось. Вскоре и мне пришлось уйти, от навязчивого запаха сирени и ландышей очень сильно разболелась голова. Я ещё подумал, что с учётом конца лета это не был природный аромат, а скорее кто-то из преподавательниц пользуется такими активными духами.
Когда вернулся в здание, в коридорах уже было темно, всех разогнали по комнатам, но вряд ли в ту ночь студентки так сразу и уснули. Наверняка перешёптывались до самого утра, ибо тайна давно перестала быть таковой, хотя считается, что женщины умеют хранить их коллективно. Но хранить — не хоронить, две смерти — одно тело, сплошные тайны. Мне надо хотя бы выспаться, и я всё пойму…
Я лёг в холодную постель, но головная боль долго не проходила, этот запах никак не хотел оставлять меня в покое. Спасительный сон пришёл, наверное, часов в пять утра, а уже в восемь в дверь постучали, приглашая к завтраку. Должен признать, что он был ещё более скудным, чем ужин. Миска овсянки на воде и бледный зелёный чай, разносолами тут явно не баловали.
