Однажды на улицах этого города я встретил одну девчушку пятнадцати лет, которую полюбил всем сердцем, перед глазами появилось изображение чудной красавицы с грустными испанскими глазами. А тем временем наша пара BF109E, поднырнув под зонтик разрывов зенитных снарядов, неслась над улицами Мадрида на высоте в сто пятьдесят метров. Очень хорошо, что в это время в городе еще не были построены североамериканские небоскребы, а то мы с Динго наделали бы делов, а так между нашими истребителями и крышами высоких зданий города еще оставалось достаточно пространства. Но по улицам и проспектам Мадрида метались и бежали люди: женщины, дети, старики и старухи, а также мужчины — в поисках убежища, в их памяти еще сохранились времена гражданской войны и постоянных воздушных тревог. Естественно, при виде наших истребителей, пролетающих над их головами, жители города страшно запаниковали и бросились спасать свои жизни.
Только тогда я осознал, что эта испанская девчонка из воспоминаний фельдфебеля Зигфрида Ругге чуть не довела нас до греха. Зигфрид так полюбил ее, что предложил ей выйти за него замуж и уехать с ним в Германию. В то время он был настоящим красивым мальчиком, и девочки отдавались ему в первую же встречу. Безусый мальчишка в военной форме Люфтваффе возомнил себя настоящим «мачо». Но с этой молодой испанкой у него произошел настоящий облом, девчонка отказала «мачо» и выгнала его из своего дома. «Мачо» озверел и поклялся отомстить своей первой настоящей любви. Но война закончилась, и Зигфрид вернулся в рейх с неотмщенной честью младшего офицера Люфтваффе.
Я удивился тому обстоятельству, что после перенесения моего сознания в его тело в некоторой степени Зигфрид Ругге нравился мне как человек, и даже представить себе не мог, что он мог столько лет хранить в себе эту лютую ненависть к женщине, которая отвергла его ухаживания и предложение. С трудом я начал разжимать по одному пальцы своей руки, сжатые на ручке штурвала управления истребителем. Особенно с трудом поддался указательный палец, который уже снял с предохранителя и лежал на кнопке «открытия огня» мотор-пушки. Еще секунда, и трассы снарядов устремились бы вниз, чтобы вспыхнуть серией разрывов на улице Ортега-и-Гассет Мадрида, унося в мир иной десятки, а может быть, и сотни жизней невинных жителей Мадрида, но палец все же поддался приказу моего головного мозга и разжался. Никакой стрельбы не будет! Я приказал ИРу поднять истребитель на высоту в шесть тысяч метров и следовать в направлении Средиземного моря.
Когда разрывы зенитных снарядов над Мадридом остались далеко позади, я переговорил с подполковником Динго и разъяснил ему ситуацию, возникшую над Мадридом. Затем предложил своему ведомому возвращаться домой, нечего нам было теперь еще будоражить и Португалию, а сам задумался над тем, что меня волновало в последнее время.
Зигфрид Ругге был нормальным немецким офицером, искренне любил свою родину, фюрера и боролся за достойное место рейха среди других стран мира. Это его так научили думать, причем вбивали в голову с малых лет и до самой последней минуты, когда его разум не переселился в мое тело в другой вселенной, а он всем сердцем и душой поверил и принял это, поэтому честно воевал и сбивал самолеты противника. Когда мое сознание оказалось в его теле, то я понял и принял этого человека именно потому, что мне понравилось его отношение к жизни. В течение нескольких месяцев наши сознания, мое и его остаточное, мирно сосуществовали, и я в полной мере был Зигфридом Ругге.
Но последний бой с участием североамериканских истребителей, мое, а также подполковника Динго неожиданное заболевание лучевой болезнью резко повлияли на это мирное существование. Сознание Ругге было поражено направленным лучом ионизирующего излучения и перестало существовать, правда, сохранив в моем сознании какие-то свои вторичные проявления. Теперь можно смело говорить, что Зигфрид Ругге умер, оставив меня одного в своем мире. Болезнь, замок, встреча с новыми друзьями — все это на время меня отвлекло от реальной жизни, на некоторое время я забыл о войне и был за это жестоко наказан.
Во время полета, когда требовалось только проверить, как функционирует модернизированная техника, проснулось измененное сознание Ругге, и он на практике продемонстрировал свою некую звериную сущность. Если бы мне вовремя не удалось перехватить управление истребителем, то сегодня улица Ортега-и-Гассет в Мадриде была бы залита кровью невинных людей, а я даже не догадывался о таком возможном варианте развития ситуации. Но и сейчас я не верил в то, что именно Зигфрид Ругге воспылал такой страстью к испанской девушке, что за обладание ею готов был залить кровью одну из улиц города, который полюбил пять лет назад. В моих руках не было фактов или свидетельств очевидцев, чтобы документально подтвердить изложенные выше мысли. Но я твердо был убежден в том, что Зигфрида заставили поступить подобным образом, что эта попытка кровопролития заранее планировалась.
ИР истребителя сообщил, что мы приближаемся к конечной точке полета, диспетчер замка предупрежден о нашем раннем возвращении. На сетчатке глаза появилась масштабная карта, на которой мигали три точки — замок и наша пара истребителей. Действительно, через несколько минут следовало заходить на посадку. Я усмехнулся про себя, замок находился в другом измерении, а эти бездушные роботы и автоматы его местонахождение привязали к земной карте и сейчас будут имитировать посадку тяжелой машины. Но меня это особо не волновало: я знал, что посадка будет успешной, иначе на что нам нужны эти ИРы истребителей?!
Но мне так и не удалось продолжить свои размышления о том, что делать дальше в этом мире, когда меня покинул Зигфрид Ругге, я аж от ярости готов был скрежетать зубами, но ничего дельного в голову не приходило. Когда шасси истребителя касалось асфальта внутреннего дворика замка, меня словно озарило — следует встретиться с североамериканским летчиком, пилотировавшим Р-47 «Тандерболт» с бортовым номером US Army 109-99-9 E.
Испытательный полет успешно завершился. Завершился очередной этап нашей с Динго жизни, настало время возвращаться в родной полк.
Когда шасси истребителей коснулись асфальтобетона взлетно-посадочной полосы родного аэродрома, мы из кабин выскочили на свежий воздух и осмотрелись кругом, то у меня захолодело сердце и мне показалось, что мы вернулись не домой, а в другое место. Производственные, служебные и хозяйственные здания авиабазы, заново заасфальтированная взлетно-посадочная полоса, ангары и укрытия для истребителей BF109E — все это за две недели моего отсутствия практически не изменились. Удивление вызывали люди, работающие на авиабазе, их поведение и отношение друг к другу. В большинстве своем приписной состав полка составляли молодые люди в возрасте от восемнадцати до тридцати лет. Таких парней, только начинающих жизнь, трудно представить себе не подтрунивающими, не улыбающимися по поводу и без повода и не разговаривающими друг с другом. А сейчас перед нами проходили, проезжали на мотоциклах и автомобилях эти молодые люди, которые перестали улыбаться и громко смеяться. Они занимались работой и сноровисто делали свое дело, но глаза их не излучали прежнего мальчишеского и озорного блеска. Совсем недавно они много и охотно смеялись над любой шуткой друга или товарища. Да, с офицерами унтер-офицерский и рядовой состав полка всегда был серьезен, но и офицер, отдав распоряжение унтер-офицеру или рядовому, улыбаясь, наблюдал, как они исполняют его распоряжение. А сейчас этого не происходило, отдав приказ, офицер отправлялся по своим делам и не обращал внимания на то, как рядовой исполнял этот приказ. Одним словом, сегодня люди на базе больше напоминали тени.
