– Не утони, братан! – кричит зеленая мокрая темнота, и я узнаю в ней с головой закутанного в пончо местного часового – база морской пехоты «Маракажу», Первый батальон Пятого полка, устроившегося ногами на каком-то деревянном обрубке. Ствол его винтовки прикрыт полой, черный приклад торчит под углом в небо, влажно блестит в редких звездных отсветах.
«Лоси» с матом падают в грязь слева и справа от нас, всюду, куда достает взгляд прицельной панорамы, – неуклюжие мокрые туши исчезают с поверхности в прокисших от дождя ямах. На позициях взводов тяжелого оружия позади нас, среди задранных к небу стволов, – деловитая суета. Пушкари подкатывают на гравитележках боекомплект. Темнота стоит почти абсолютная – небо скрыто плотными тучами, звезды заглядывают в редкие прорехи, моросит противный дождь, настолько мелкий, что кажется скорее крупным туманом. База не торопится давать верхний свет: свет сейчас – ориентир для вражеских корректировщиков. Минута тишины после оглушительного рева. Звуки возвращаются постепенно.
– Ну, бля, сейчас начнется! – с досадой говорит часовой и приседает на корточки, полы пончо падают в жижу под ним, он не обращает на это внимания – подумаешь, килограммом грязи больше.
Темнота вокруг внешнего ограждения периметра – непроницаема. Штрихи колючки на фоне пустой «мертвой полосы» – вырубленных на полкилометра джунглей. Черная стена деревьев вокруг. Вода всюду, перенасыщенная влагой глинистая почва отказывается принимать ее в себя, лужи угрожающе растут, ручейки стекают по стенке окопа, подсумки мокры, ремни разгрузки – холодные змеи, винтовка – живое существо, норовящее выскользнуть из рук, всюду – волны мокрой взвеси. Четыре ноль пять. Собачья вахта. Такблок просыпается, весь в красной сыпи целей, беспилотники, а потом и датчики наблюдения фиксируют приближение противника. Я бы присвистнул, да за закрытым наглухо шлемом все равно не услышит никто – целая армия надвигается на нас из ночной темноты, зеленые сгустки – наши позиции – окружены со всех сторон красным. «Артиллерийская атака», – сообщает тактический блок и словно сигнал дал, я не успеваю головы пригнуть – «БАМММ» – тяжелый снаряд в клочья рвет участок заграждений поблизости. Миллиметров сто пятьдесят, не меньше. Земля бьет меня в ноги, я подлетаю в своем окопе и неуклюже шлепаюсь назад, в грязь, едва не выпустив винтовку. Слегка двоится в глазах. Шум прибоя накатывает мягкими волнами. Автодоктор колет под лопатку, приводя меня в кондицию. Переливающееся свечение, перемежаемое искрами, раскрашивает вершину высотки, я с интересом смотрю на потрясающе красивое действо – белые росчерки гребенкой разлиновывают небо, медленно тают – я никогда не видел, как работает в темноте лазерная батарея. Чужие гаубицы бьют из далекой дали, где-то над нами их снаряды вспыхивают, разлетаются на куски, иногда взрываются, наткнувшись на луч-перехватчик, разнокалиберные куски металла отскакивают от искрящихся силовых щитов над нашими «Томми», мы вжимаемся спинами в стенки окопов, прячем головы в ниши для боеприпасов, мелкие зазубренные кусочки впиваются в землю вокруг нас, шипят в грязи, нам совсем не страшно после порций дури, только удивление оттого, что мы под огнем самой настоящей артиллерии. Когда очередной подарок звонко блямкает по моей спине, я до дури хочу иметь такой же силовой щит, как у «Томми», и мне по фигу, сколько там генератор весит, – я его за собой катать готов, лишь бы от меня так же железо отскакивало. Я злюсь на тупоголовых инженеров, которые уже лет двадцать обещают, что силовой щит будет доступен каждому солдату, злюсь заодно и на тех уродов-пиарщиков, которые треплют об этом на всех углах, превознося растущую мощь Имперской армии. Отвыкли мы от настоящих боев, расслабились от череды блошиных укусов в гуще джунглей. База «Маракажу» возвращает нас в реальную жизнь, война, такая, какая она есть, с артподготовками, с самыми настоящими отчаянными атаками, с кровавыми рукопашными, как в стародавние времена, с тысячами изощренных смертей, наваливается на нас. Редкие гостинцы все же достигают земли, нам достаточно и этого: слишком много нас сгрудилось на пятачке, где-то сзади мечется пятно огня, дурными голосами воют раненые, и – «Санитара, санитара!» – кричат те, кому повезло. Такблок рисует оранжевые метки.
– Это же настоящая война, мать вашу! – кричит Паркер, и я удивляюсь не меньше его – такой неподдельный восторг в его голосе.
– А ты чего, салюта ждал? – отвечает ему Трак.
Я не прерываю их – пускай треплются, бравада в такие минуты лучше паники, отвлекает страх, я думаю о том, как нам повезло, что мы под защитой стационарных установок базы с ее системой энергоподачи. Если такой обстрел застал бы нас в поле, туго бы нам пришлось – силовые щиты «Томми» не рассчитаны на крупнокалиберные подарки, равно как и активная броня.
Удары сотрясают и сотрясают воздух, откуда-то начинают бить минометы, лазерные батареи игнорируют их – слишком мелкие цели, мины вздымают вверх мокрые шматки дерна, рвутся на полосах заграждений, нас заволакивает серым дымом кустарной взрывчатки, где-то на «мертвой полосе» с ужасающим треском детонируют противопехотные мины, грязь недовольно шевелится под ногами, мы породнились с нею, веселые головастики резвятся в жиже около моих глаз, и вдруг – наступает тишина. Басовитые струны гудят в вышине – воздушная поддержка. Поднимаюсь на ноги под непрекращающийся мат чужого часового. «…боготраханые осклизлые пидоры, ствол вам в жопу, отрыжки ослиные, гондоны, злобовонючие козлоногие мудаки, аборты лягушачьи, ваши мамаши – шлюхи ишачьи, козлы дерьмоголовые…» – у парня наступает откат, он яростно орет в темноту. Вонючая жижа стекает по мне, я проверяю винтовку, быстро сбрасываю перчатку и освобождаю ствол от грязи, взгляд на такблок – повезло, мои все целы, делаю доклад взводному. Мутное зарево далеко за лесом – «москито» падают из-за облаков, вгоняют в гроб вражеские батареи.
– Сейчас полезут, – кричит мне часовой, хотя вокруг тихо и я прекрасно слышу, он явно контужен, трясет головой, словно вода попала в уши, он отряхивает винтовку и раскладывает перед собой шары гранат.
– Что, не впервой уже? – кричу в ответ.
– Раза три в неделю щупают, суки. Ночью, как по расписанию.
Такблоки высвечивают схему отражения атаки. Мне все еще не верится, что партизаны решатся. Атака на базу морской пехоты в обороне, даже на такую маленькую, – гиблое дело, младенцу ясно. Сзади и сверху нас ухает миномет. Шелест раздвигаемого воздуха в высоте. Еще выстрел. Далеко-далеко, едва слышный сквозь шум дождя, слышится глухой удар. Минометчики базы словно пробуют врага на вкус. Еще десять секунд, и батареи переходят на беглый автоматический огонь. Мины распускают оперение над нашими головами, шуршание переходит в нарастающий тягучий вой, многоголосый хор прижимает головы к земле. Вслед за минометами открывают огонь гаубицы, их дульные вспышки раз за разом проступают из мокрой темноты. Их басовитое рявканье ни с чем не спутаешь. Стена огня встает за деревьями, черные стволы просвечивают прозрачными трафаретами. Дрожит земля. Огонь все нарастает, чем ближе красные точки, тем плотнее огненный вал на их пути. Подключаются дежурные беспилотники, они сваливаются из-за низких туч, красивые издалека цветы напалмовых вспышек распускаются на опушке, лес на мгновение исчезает за клубами черного дыма, а когда дым поднимается вверх – леса нет, вековые исполины пылают в ночи черными спичками, а беспилотники заходят снова, и цепочка плазменных разрывов рождает в ночи множество солнц. Наши взводы оружия тоже получают вводные, ракеты с шуршанием срываются с направляющих, автоматические минометы хлопают без перерыва, мы в огненном кольце, мокрые джунгли пылают вокруг, тонны смертельного железа над нами стригут воздух, и я начинаю чувствовать себя лишним в этом железном царстве. Ничто не способно выжить перед этим. Мы просто пережидаем в окопах, когда пушкари отстреляют свои упражнения.
