Мэб посмеялась тогда над старухой. Никто из смертных не мог родиться с её регалиями. Регалиями севера. Старуха же ушла и стала, впоследствии, ученицей для подданного Титании - мага.
Мага, обманувшего его брата. С его помощь этот полукровка поверг Черного Генерала, а затем заточил своего благодетеля в тюрьме столь же надежной, как и сама Гора Черепов.
Свет омыл заснеженные ледяные когти. Он волной прокатился по промерзшей шерсти. Коснулся длинных, окаменелых клыков и остановился на глазах размером с холм.
В вечном прыжке, с распахнутой пастью, древний волк застыл в своей ледяной темнице. Цепи, звеньями размером со смертный дом, опутали его тело, спрятанное в скале. Со времен падения Черного Генерала и последней битвы Небес и Земли, её брат спал в своей темнице.
– Брат мой, – прошептала королева.
– Мэб, – сверкнули волчьи глаза. – ты все так же прекрасна, сестра моя.
– А ты все так же могуч, – слезы падали с её щек и, еще в воздухе застыв ледяными каплями, разбивались о землю и разлетались снежной метелью.
В этот момент в мире смертных, где правили её регенты и зимой укрывали землю, началась пурга, поднялись снежные бураны, деревья превращались в снежные башни, а люди торопились укрыться у очагов.
– Помнишь ли ты, сестра, как зовут меня?
Королева кивнула.
Медленно, вкладывая всю свою магию в каждое из слов, она произнесла:
– Волк Мрака, Феденрир, – произнесла она. – Я помню тебя. Я помню, как крепки твои клыки, как остры когти. Я помню, как ты поглотил свет, я помню, как в твоих глазах родилась тьма. Я помню, как был силен твой удар, пробивший лучшую броню Звездных Садов.
– Да, моя королева, – прогремел древний монстр. – и если ты помнишь меня, значит…
– Волшебник был изгнан из мира смертных и с каждым часом его власть над твоей темницей слабеет. И если я вспомнила тебя, то скоро настанет тот час, когда падут твои цепи.
– Да, моя королева, – повторил скованный волк. – я тоже чувствую это. Сила возвращается ко мне. Сны уходят. Я могу видеть и слышать. Я чувствую, как холод крепнет под моими лапами и как мрак уже тянется к моим клыкам.
Одновременно с этими словами вздрогнула горная гряда, ставшая тюремной камерой одному из Вечных.
– Тогда ответь мне, Феденрир? – Мэб подняла взор своих ярких, синих очей. – Пойдешь ли ты со мной на последнюю битву за этот мир? Встанешь ли ты вновь под штандарты северных гор и холмов. Будут ли твои клыки разить того, на кого я укажу?
Земля задрожала. Небеса побелели от неистового, лютого холода, зародившегося в глубокой пещере. Лава, окружавшая темницу, промерзла до самого дна.
– Да, – протянул древний узник. – моя королева. Я никогда не переставал служить тебе. Лишь укажи мне цель.
Мэб подняла копье и пещера вновь погрузилась во мрак. Лишь два синих волчьих глаза горели во тьме звериным огнем.
– Когда придет час и цепи падут с твоих лап, мой верный брат – отыщи ту, кого ты убил и кто была рождена вновь. А когда найдешь – убей её вновь. Убей перерождению Миристаль.
– Да, моя королева, – произнес Феденрир и закрыл глаза. Ему нужно было набираться сил. Королева вновь позвала его на битву и он примет этот зов, как принимал уже тысячи и тысячи эпох.
Мэб отвернулась и направилась к выходу.
Север не знает слабости. Не знает пощады. И тот, кто слишком слаб, должен быть сломлен и разбит. И это либо закалит последнего генерала, либо уничтожит его. А вместе с ним и последнюю надежду Мэб.
– С тобой все в порядке? – спросил Хаджар.
Они смотрели на то, как прибывали на границу старого ристалища сотни адептов и горожан. И Лэтэя, еще недавно стоявшая спокойно, вдруг поежилась и обхватила себя руками.
– Не знаю, – ответила она. – просто вдруг стало очень… холодно.
С её губ сорвалось маленькое облачко пара.
Глава 1543
С каждой минутой, когда рассвет все активнее вступал в свои законные права, разгоняя утренний сумрак и испаряя туман, народ все прибывал и прибывал к ристалищу.
Хаджар стоял на границе поля. Когда-то давно, по рассказам Лэтэи, здесь сражались воины кланов, чтобы выяснить кому достанется новый торговый маршрут, продолженный через очищенные от монстров долины, или редкие ресурсы.
Некогда обитатели Чужих Земель были столь малочисленны, что любые междоусобные войны между ними грозили вымиранием всему региону. Разумеется, тогда люди расселились на несравнимо меньших территориях, а количество племен не превышало шести.
Вот они и выставляли каждый раз на битву своих лучших воинов, в то время как их небольшие армии, по пять. Может десять тысяч адептов, стояли по обе стороны от ущелья.
Сама арена находилась на углублении в десять метров. Круглая площадка, выложенная белым камнем. Некогда здесь стояли скульптуры лучших воинов, снискавших себе славу и почет. Но время не пощадило не только их мраморные изваяния, но и ту самую славу.
Их имена оказались забыты, а единственные почести, коих удостоились души ушедших во времени — упоминание в сказках матерей наших матерей. Но не более того.
Хаджар смотрел на узор, выложенный на арене. Десять метров в диаметре — она явно не подходила, чтобы на ней сражались адепты. Но тогда, в давние времени, когда еще не была известна Река Мира, а люди пользовались простенькой магией и, в последствии, терной – это было не важно.
Лишь самые могущественные терниты могли бы ощутить себя скованными на арене таких размеров, остальным же она бы показалась гигантской.
Времена, когда Чужие Земли даже не знали, что за их пределами находится бескрайний Безымянный Мир. Впрочем, как не знали и другие регионы. Каждый из них считал себя отдельным, самодостаточным миром…
Хаджар стоял около полуразрушенной, древней колонны.
— Здесь написаны слова чести, – Лэтэя нежно провела ладонью по камням. – когда сюда приходили воины, они читали их, чтобы предки и боги знали, что у них нет злого умысла и все, что ими движет – воинская честь.
– Красивый обряд, — кивнул Хаджар.
Он смотрел на адептов, встающих по краям ущелья, окружившего арену. Все они собирались здесь только по одной причине — либо стать свидетелями триумфа Безумного Генерала, который посрамит главу Лецкетов. Либо наоборот – на то, как воспетый герой падет, а отпрыск кланов докажет то, что как бы ты талантлив не был, но между теми, кто рожден со счастливой звездой и простыми смертными – лежит такая же пропасть, что разделяла ущелье на две половины.
Людям нравились истории о триумфе простых людей, но еще больше они жаждали того, чтобы те пали. Как можно ниже. Как можно громче. Чтобы каждый новый день, когда иной простой человек будет смотреть на собственное отражение, он мог утешать себя тем, что ничего нельзя поделать и… ничего после этого не делать.
— Жаль, что забытые, — добавил Хаджар.
– Да… — протянула Лэтэя. Под ей пальцами остались символы старого языка “Рожденный свободным сражается за угнетенных” – единственное, что уцелело из длинного послания воинов прошлого – воинам будущего. — Может, если бы мы чаще бились на таких ристалищах и реже на войне - мир был бы другой.
– Может, – Хаджар не сводил взгляда с Аглена.
Глава Лецкетов рассекал толпу. Люди расступались перед ним, как самый яростный прибой отступал перед неумолимой волей каменного волнореза.
Может глава Лецкетов и не располагал какой-то невероятной личной силой, но это касалось лишь его способностей адептов. Когда ты богат настолько, что с тобой предпочитают держать нейтралитет даже Сумеречные Тайны, то начинаешь чувствовать себя иначе.
Хаджар помнил рассказы Неро. О том, что когда тот ездил в карете, то, невольно, сам того не желая, смотрел на людей вокруг, как на кого-то ниже себя. Может, это и стало одной из причин, почему его брат так сильно избегал офицерского медальона.
