Крякнув, Михаил Данилович подкурил две сигареты сразу, одну протянув мне через стол. Кивнув в знак признательности, я сделал затяжку и выпустил струю дыма в стену, глядя, как дым разбивается о монолитное препятствие…
— Для тебя это очень личное.
— О да.
— Дядя? Или все же отец?
Сделав еще одну затяжку, я продолжил:
— И есть еще один столь же близкий родственник. Не сидел в тюрьме, не пьяница, женат, двое детей, стабильная работа с небольшой зарплатой. Он нет-нет приезжал в деревню и вымещал злобу на огородных грядках, работая лопатой с настоящим остервенением. А зол он был на свою неумелость житейскую, как он ее называл. Ничего у него не получалось. Не делали начальником — хотя стаж уже большой, но карьера не росла. Не удавалось найти шабашки на стороне и зарплату ему тоже повышать не хотели. А ведь он читал специальные книги, старательно заводил дружбу с нужными людьми, был угодлив и вообще — хороший он человек. Вот не покривлю душой, когда скажу — обычный хороший человек.
— Но без способностей?
— Ну… почему? Он честно работал, приносил зарплату домой, старался радовать жену и детишек, регулярно вывозя их хотя бы раз в два года куда-нибудь отдохнуть. Обычная семейная жизнь с ее радостями и тяготами, где радостей все же больше. Проблема в том, что ему этого было мало. Денег хотелось. Не на жизнь шальную, а на жизнь просто обеспеченную — чтобы купить участок земли, построить нормальный двухэтажный дом, баньку выстроить, детей в платную школу пристроить, машину получше купить, отложить сколько-то деньжат на черный день. Разве это плохие цели?
— Каждый отец мечтает о таком.
— И он делал все, чтобы пробиться туда — на расположенный повыше чуть более денежный горизонт. А результата — ноль! И он, человек с положительной незапятнанной биографией, приезжал в деревню, чтобы занять у моего дяди денег. И дядя занимал. А когда его благодарили, он всегда отмахивался — забудь, не за что тут благодарить, это всего лишь деньги. И вот когда он говорил эту любимую его фразу «это всего лишь деньги» — родственника того прямо корежило невольно, хотя он и пытался это скрывать. Да…
— Да уж…
— Это лишь малый пример из моей жизни. А сказать я хочу вот что — все люди разные. Сейчас, в наше современное время, очень популярен лозунг, говорящий следующее: если ты не успешен и не богат — значит ты сам виноват и просто не хочешь этого. Я косноязычно его повторил, но суть передал точно.
— То же самое говорил я тебе. Каждый сам волен ковать свою судьбу так, как ему того хочется. Или не ковать… большинство и за молот-то не берется.
— Я не согласен с этим мнением. Это не так. Все люди разные. То, где одному по плечо — другой захлебнется. И я не про рост сейчас говорю. Весь мой нажитый опыт успешного бизнесмена говорит об этом. Весь мой нажитый опыт утверждает, что старая поговорка все еще верна — нельзя всех стричь под одну гребенку и мерить одним аршином. Как говорили в моей деревне — всех нас лишь смерть поравняет. И всю эту разницу отчетливо видно по Бункеру. Все эти расслоения и кастовости — они не случайны. Каждый из прибывших выбрал свою среду обитания… Целеустремленный и богатый Замок, стремящийся к развитию и стабильности. Центр, где осталась одна единственная цель — спокойно прожить подольше. Они свое отработали и больше ничего не хотят кроме мелких стариковских радостей. А Холл…
— Давай… скажи, что среди них нет лентяев и алкоголиков.
— Да есть, конечно. Но среди них немало и тех, кто всю жизнь уперто бился головой об лед, но так и не сумел проломить его. А сейчас биться уже сил не осталось. Холл — это дом престарелых для честных работяг, что всю жизнь отпахали на заводе и честно вышли на пенсию. И они ее заслужили. Да есть мелочи, что требуют исправления, но нельзя подойти к восьмидесятилетнему старику и сказать ему в лицо, что он сам во всех своих бедах виноват — раньше мол надо думать было.
— Почему нельзя? Я же тебе говорил. Для тебя он старик — а для меня ровесник.
— Потому что уже просто поздно говорить такое — жестко ответил я — Сколько еще лет у них в запасе? Год? Два? К чему приведет такой разговор или назидание? К лишним переживаниям, что так вредны для старых сердец? Да даже если они сейчас разом возьмутся за ум и потребуют себе работу — найдете им ежедневное занятие? А? Найдете?
Ответом было молчание. Кивнув, я затушил сигарету о дно пепельницы и развел руками:
— Поэтому я и не согласен с оценкой Холла. И… я никогда не говорил, что меня не устраивает лишь необеспеченность и нищета этой части Бункера. Эту проблему я и сам могу решить.
— Да уже решил… порядок налицо… люди оживились. Но если не бедность, то что тебе не нравится?
— Мне не нравится высокомерность Замка. Вы… вы уже, наверное, не замечаете… так я поясню — стоящие у входа в Замок охранники… да… вон те самые в черных ватниках… это первое что мне сразу не понравилось. Зачем они там? Вполне достаточно просто запертой двери. Она стальная! Не взломают же ее старики! А если и взломают вдруг — так вот там и расположите охрану. За дверьми, а не перед ними! К чему тыкать людям в лицо своей элитарностью? Они выглядят даже не охраной, а швейцарами или подъездной охраной элитного жилого здания — бомжей отваживать и воров пугать. Мне не нравится, что нет расположенного где-нибудь у лестницы небольшого магазинчика бытовых товаров. Хотите купить пару носков? Идите на поклон к охране Замка… Хотите таблетку аспирина в долг попросить? Идите к охране Замка на поклон. Заварки кулечек купить на полученный талон? Идите к охране Замка… так трудно устроить что-то вроде работающего пару часов в день бытового ларька?
— Я понял! Хм… — отстучав по столу короткую дробь, Михаил Данилович коротко кивнул — В этом есть зерно истины.
— К человеку можно относиться как к бедняку — с условием, что ты все еще видишь в нем человека, а не помойную крысу. Вы тут не крыс привечаете, Михаил Данилович, а живых людей. Не хочется привечать — так заприте двери и по сарафанному радио объявите туда наверх, что Бункер закрыт для новоселов. Принимайте забредших, обогревайте и отправляйте туда, где к ним отнесутся по-человечески. Вот это будет честно. И не придется никого убеждать в том, что Холл сам виноват в своих бедах…
— Ладно… — прихлопнув ладонью по столу, глава Замка взглянул мне в глаза — Я тебя услышал. И проникся. Мы оба высказались. Оба что-то уяснили из чужих слов.
— Я ничего не уяснил — возразил я — Человеческое отношение — вот чего я прошу. Об остальном холловцы постараются позаботиться сами. Закрываем тему?
— Закрываем. И открываем новую… есть к тебе дело, Охотник.
— Куда-то надо отправляться?
— Верно…
— И нужен молодой, сильный и даже не тупой?
— И снова в точку.
— Отправляться далеко?
— Не сказать, чтобы… но тут ведь все измеряется иными… мерками. Тут каждый шаг своего рода испытание. Но если одним словом — далече.
— Почему я? — чуть переиначил я вопрос — Почему именно я?
— Ты молод. Решителен. Умен. Целеустремлен…
— Вы уже говорили это, Михаил Данилович. И меня такой ответ не устроил. Я не артачащийся мальчишка, что ждет, когда его потреплют по волосам и похвалят.
— Ну… я и правда готов хвалить тебя еще долго и у меня в запасе немало лестных слов, Охотник. Ты вот только что рассказал про своего дядю, который несмотря на пожирающую его страшную болезнь все же сумел успеть так много.
— Рассказал. И что?
— Так ведь ты — полное отражение своего дяди за минусом болезни — и слава Богу. Ты появился здесь налегке, израненный, мало что понимающий, не имея никакой репутации.
— Я уж точно не пришел с пустыми руками. Прибыл с настоящим наследством и уже имея кое-какие рекомендации от тех, кто пришел со мной.
— Но все же! Через несколько дней после прибытия ты добыл первого медведя, вошел в контакт с Холлом, не обделив вниманием и Центр. Ты вычленил самых знающих и побеседовал с каждым, получив и впитав информацию. Могу продолжить цепочку, но достаточно взглянуть на дальний угол Холла, где небрежно запаркован твой вездеход. Потом можно вспомнить про спрятанную тобой батарейку…
