— А ниче не будет, — подначил молодого плетущийся позади Витька. — Колеса, они железные — отмоются.
Захарыч цыкнул на подчиненного, и Витек оборвал смешок. Тоже мне, балагур нашелся — десяток лет назад сам в штаны от страха писал. А вот, поди ж ты, дедом себя строит.
— Ты, Степка, не рассуждай, — Захарыч осветил фонарем метку на закругляющейся бетонной стене. — Начальство сказало — проверить, наше дело — проверить… Дошли уже почти.
Тоннель осветился прожекторами приближающегося поезда, и маленькая бригада поспешила спрятаться в небольшой технологической нише.
— Так ведь — день, Захарыч!!! — Закричал Степка на ухо бригадиру, перекрывая гул подъезжающего состава. — Че ночная-то смена не проверила, а?!!
Захарыч, поморщившись, отстранился от орущего сосунка и вгляделся в освещенную прожекторами трубу.
— Вон, там! — он вытянул руку, указывая на что-то, находящееся метрах в ста дальше по тоннелю. — Туда нам.
Степан замолчал и попытался вглядеться в указанном направлении. Ничего увидеть, правда, не сумел — именно в этот момент поезд достиг ниши и заслонил тоннель мелькающими освещенными окнами.
— А потому, дурень, не ночная, — ответил бригадир на прозвучавший ранее вопрос, глядя вслед удаляющимся огонькам последнего вагона, — что сигнал был. От машиниста. Аккурат уже в нашу смену. Так что, закрывай диспут и потопали.
До нужного места бригада добралась, пропустив по пути еще один поезд. Захарыч направил луч фонаря вверх и жестом велел подчиненным сделать то же самое. Три желтых круга осветили хронически мокрый участок бетонного кольца, отмеченный в разных местах разнокалиберными заплатами. Прямо под потолком тоннеля предусмотрительно висели неглубокие деревянные люльки, к которым с двух сторон вели прибитые к стенам металлические лестницы.
— Ох, прорвет это когда-нибудь, помяните мое слово, молодежь… — Захарыч покачал головой и сбросил под стену сумку со своим инструментом. — Точно вам говорю, ежели этот перегон не закрыть и не рыть в обход — будет, будет здесь размыв…
— Как это — закрыть, Захарыч? — Степка сбросил с плеча баул с материалом. — Да кто ж позволит-то? Эт же ж, весь север, почитай, от центра отрезать.
— А и отрезать! — бригадир сердито сверкнул глазами на молодого. — Поди, лучше, чем всю ветку затопить. Поезда, чай, не подводные лодки, чтоб по подземным озерам рассекать.
— Мужики! — все еще стоящий под аварийным местом Витька освещал одну из люлек. — Да тут не вода, тут уже говно какое-то сочится…
Захарыч и Степка одновременно подняли лучи фонарей кверху. На площадке люльки отчетливо виднелась растекающаяся зеленоватая куча непонятного происхождения, от которой (как теперь разглядели рабочие) к трещине в потолке тянулась тоненькая струйка.
— Ну вот, — вновь заворчал бригадир, — теперь и дерьмо всякое… Поезд!
Витька ушел с путей, и все трое столпились у стены, схватившись за прутья лестницы. Пронесшийся мимо состав обдал путейцев волной горячего воздуха и с гулом скрылся за поворотом трубы. Витька снова вышел на рельсы и встал под раскачивающейся люлькой, задрав голову.
— Да… Латать надо…
Между неплотно подогнанных досок люльки набухла огромная, величиной с кулак, зеленая капля и, оторвавшись, с чмокающим хлопком растеклась по Витькиному плечу.
— Вот ведь, зар-р-раза, — ругнулся рабочий и попытался смахнуть вязкую гадость рукавом.
Жидкость размазалась по одежде, и Витька, разведя руки, удивленно уставился на повисший между рукавами зеленоватый жгут.
— Что за?…
Захарыч сделал в сторону Витьки пару шагов и в ужасе застыл. Поднятые руки подчиненного вдруг согнулись в местах, совершенно для сгибания не предназначенных, и буквально потекли, на глазах зеленея и теряя форму. Бригадир оцепенел, не в силах отвести глаз и луча фонаря от младшего товарища. Витька пару мгновений понаблюдал за трансформацией своих рук и поднял удивленный взгляд на старшого.
— Захарыч, что?…
Договорить он не успел. Фигура Витьки неожиданно смялась, словно бумажная, и обрушилась на шпалы зеленой кучей и лужицей прозрачной воды.
За спиной Захарыча раздался металлический звук падения фонаря и истошный крик Степана.
11.20 . Понедельник 9 мая 1988 г., г. Ленинград, ул. Вавиловых, 12. Родильный дом N 15, map #1836.
Только бы не заразился, только бы никто не обратил внимания на ее пальцы. А уж до следующей смены она избавится от этой гадости. Сама…
Татьяна, опасливо обозрев пустой коридор родильного отделения, юркнула в один из пустующих боксов. Хорошо, что май не самый плодовитый месяц, и больше родов сегодня не предвидится. Может, и не заметит никто…
Медсестра подошла к раковине, выложила из кармана какой-то пузырек и сдернула с пальца резиновый напальчник. Палец выглядел отвратительно. Ну, не совсем… Но при ближайшем рассмотрении — таки да. Покраснение, припухлость, сукровица и… Да-да, гной уже тоже видно. Татьяна решительно надавила на рычажок контейнера с дезинфицирующим жидким мылом и открутила второй рукой барашек водопроводного крана.
Надо хорошенько промыть и обработать… Эй!
Держа на весу ладошку с каплей мыла, Татьяна нагнулась и посмотрела на срез носика крана. Воды не увидела. Она открутила ручку до упора — результата ноль.
— Ну, вот…
Да нет, не может быть. Таким учреждениям, как роддом, без воды никак. Татьяна засунула в носик мизинец и слегка повертела там. Странно… Придется, наверно, бежать искать другой умывальник. Ага, с мылом в одной руке, с пузырьком в другой… Попадаться кому-нибудь на глаза, ой как не хотелось.
Медсестра вздохнула и выдернула палец из крана.
Мизинец, почему-то, оказался длиннее и… зеленее, что ли… Татьяна сначала удивленно, а затем с нарастающим страхом разглядывала вытягивающийся за пальцем из крана бледно-зеленый жгут. Вещество, явно ничего общего с водой не имеющее, вызывало граничащее с тошнотой омерзение. Медсестра, забыв про мыло, брезгливо схватилась за провисший шнур и рывком оторвала его от мизинца.
Вещество оказалось вязким и липким. Жгут не порвался, а размножился, вцепившись теперь и в другую руку. Сделав непроизвольно шаг назад, Татьяна отчаянно затрясла руками. Зеленые струи, обвив кисти и запястья, стали растекаться по коже, размазываться… Она поднесла ладони ближе к лицу.
Закричать Татьяна не успела. Когда она заметила, что ее кисти потеряли всякую форму, и зелень жадно ползет к локтям, съедая рукава халата и то, что под ними, когда она с усилием открыла сведенный судорогой ужаса рот… Из всех красок в глазах осталась только одна.
