Он подошел к ближайшим дверям и приложил отсеченную ладонь к панели слева от створок. Панель мигнула, и створки плавно раздвинулись, словно приглашая внутрь. Бранд хмыкнул – тайная техника, черт побери.
Стремительно пройдя с отрубленной рукой вдоль всех створок, Бранд открыл пять дверей из шести. Шестая была украшена личным вензелем короля и, очевидно, «рукам» служивых не подчинялась. Ладно, хватит им пяти.
– Так, – сказал он, – Ордан, твой первый лифтус, Сима – второй, Листар – третий, Паден и Руфий – четвертый и пятый. Каждый взял себе по отрубленной руке, будете ими открывать створки.
Он еще раз заглянул в ближайшую дверь. Помещения за створками выглядели достаточно просторными – примерно четыре на пять метров.
– В каждый лифтус по двадцать человек, – приказал Бранд. – Влезете! Первая партия на восемнадцатый этаж. Вторая – на шестнадцатый и далее через один. Бегом!
Он взмахнул рукой, и консидории устремились внутрь.
Здесь началась резня, только немного отличавшаяся от расправы над ополченцами – не ожидавшие нападения солдаты были настолько деморализованы, что не оказывали серьезного сопротивления.
Буквально через двадцать минут к Бранду спустился по лестнице один из его лейтенантов.
– «Пентхаус» чист, сэр, – доложил он.
Вскоре подтянулись офицеры с других этажей.
– Восемнадцатый этаж чист.
– Семнадцатый и шестнадцатый тоже, сэр.
– Нижние этажи наши. Что дальше, командир?
Командир вздохнул – казавшаяся невозможной операция, похоже, была близка к завершению.
– Что там, Сардан? – спросил он у вестового.
– Всё нормально, сэр, взгляните.
Вместо комментария один из офицеров показал окровавленным мечом в окно. Бранд повернулся.
В двух кварталах от цитадели арсенал Бургоса, самый большой склад боеприпасов и оружия в Артоше, полыхал, как сухие дрова.
* * *
Пока Бранд возился с королевским замком, Сардан Сато вел по городу второй отряд лавзейских консидориев к казармам и складам городского арсенала. Они располагались примерно в двух кварталах от набережной на территории, огороженной невысоким забором в крупных каменноблочных строениях с двухскатной крышей.
Быстро пройдя по едва разбуженным шумом улицам, Сато достиг цели через десять минут и, стремительно перерезав вялую охрану, ворвался внутрь.
Арсенал в Бургосе был большой, а потому охранялся не просто выделенной под это дело охраной, нет. Он был совмещен с настоящей воинской частью, примерно в две тысячи мушкетов, или, как сказал бы Гордиан, в две тысячи штыков. Десять казарм и в каждой – по роте мушкетеров в двести человек. В расчете на это, как и предполагалось по первоначальному плану, Сато вел с собой десять полусотен отборных консидориев.
Распределив полусотни по казармам, Сато во главе последней полусотни устремился к самой дальней из всех. Дальняя казарма имела на пару минут больше времени, чтобы проснуться и осознать факт нападения, и все же двигались королевские вояки слишком медленно и слишком медленно думали.
Когда лавзейцы ворвались через распахнутые пинками двери вовнутрь, враг только-только продрал глаза и схватился за разряженные на ночь и бесполезные без пуль мушкеты.
Опытные консидории, мастера клинкового боя, спустя секунды оказались в самой гуще мушкетеров и начали резать их, как волки режут кур в курятнике. В относительной тесноте помещений длинные, почти полутораметровые мушкеты совершенно не соответствовали понятию «оружие» и годились для боя с мечами профессиональных рубак так же хорошо, как кривые палки подобной же длины, то есть – никак.
На какое-то время казарма наполнилась проклятиями, криками дерущихся и стонами умирающих, но вскоре все стихло. Пол помещения покрылся слоем наваленных как попало обезображенных трупов с резаными ранами и отсеченными конечностями, обильно фонтанирующих кровью, по которой ходили, скользя по лужам, разгоряченные резней консидории в доспехах. Из боссонцев не пострадал никто.
Сардан Сато вытер лоб и вложил клинок в ножны. Теперь оставалось поскорее поджечь склады и уходить – именно этот разгоревшийся пожар вскоре увидел Бранд из окна донжона-небоскреба.
Дело было сделано.
* * *
Бавен пребывал в бешенстве. Ночной десант на набережную города лишил оборонявшихся не только чувства безопасности и деморализовал оборонявшихся – он лишил их военных запасов!
Пули, ядра, гренады, запасные мушкеты, бранкугели, алебарды, багинеты, мундиры и епанчи, портупеи, сабли, пехотные кошкодеры, кавалерийские палаши, пистоли и карабины. Дьявол! Даже солдатские матрасы и пустые мешки для песка, – они лишились даже этого! Не говоря уже о рыбных и мясных консервах, полуфабрикатах для солдатских кухонь, запасов спирта, маринованных овощей, соли, сахара, хлебной муки (катастрофа!) и медикаментов.
Это было хуже, чем поражение под Шерном.
Но на этом обрушившиеся за несколько предрассветных часов бедствия не закончились. Возбужденный титаническими взрывами арсенала пожар разнес свое пламя по четырнадцати кварталам. Ветер в это время дул с реки, и сегодня он прогнал огонь пожарища с востока на юго-запад насквозь через город до самых городских стен.
Бавен выехал на место, где огонь остановился и печальным взором обежал обугленные остовы. Чудесная внешняя стена прогорела на протяжении пяти километров. Куртуазные крыши башенок обрушились, лестницы внутри стен превратились в жалкие обугленные головешки, что же касается запаса ядер и пороха, скрытого за стенами, то взрыв разнес кирпичное укрепление в нескольких местах.
Утром следующего дня на горизонте, как и ожидалось, показались длинные вереницы Армии рабов. Это был Трэйт, черт бы его побрал! Рабский маршал.
Бавен посмотрел на бывших рабов сквозь огромные проломы в стене. Восстановить линию обороны с учетом его возможностей было не сложно, но на это требовалась хотя бы пара суток, которых у него уже не осталось. Он подозвал своих старших офицеров, вытянувшихся по струнке, и жестом поманил к себе седоусого начальника штаба артиллерии.
– Вы вот что, милейший, сервы будут здесь через несколько часов. Срочно снимайте орудия с внешней стены. А вы, – он обратился к пехотным офицерам, – почистите мне Бургос. Максимально, все, что возможно: прежде всего – боезапас, провиант, ценности. Все собираем в Старом городе. Отсиживаться будем там, остальное сдадим. Это все. Исполнять!
Один из офицеров, как видно из благородных, подпоясанный позолоченным кушаком, чуть задержался. Он был не только шательеном, но и коренным уроженцем столицы, и ему было откровенно жаль сдавать великий город, который ни разу за тысячелетия не брали враги.
