— Не волнуйся, — ответил Гарин. — Твою «снежинку» мы как-нибудь поделим, а больше у тебя и нет ни хрена.
— Если бы я предупредил, вы бы не пошли, — обронил Михаил, вглядываясь в сумрак улицы. — Верно? Ве-ерно. А куда я без вас? Н-да… куда же?., куда?.. — отстранение пробормотал он, что-то прикидывая в уме. — А вот куда. Внутрь не пойдем, по чердакам лазить не станем. Сейчас огибаем кинотеатр сзади, а дальше сообразим. Теперь слушайте внимательно: когда окажемся наверху — по мутантам не палить, позиций не раскрывать. Если вести себя правильно, то ничего, кроме выброса нам на крыше не угрожает. А выброс, я надеюсь… — Столяров вопросительно посмотрел на Пороха, и тот, ощупав поясницу, покачал головой. — Выброс будет не скоро, — закончил Михаил.
Сахалин вяло чертыхнулся, Порох опять помянул завещание, остальные промолчали. И на счет «три» снова рванули — за угол, в темноту, в неизвестность.
Кинотеатр как будто специально строили в расчете на затяжную оборону. Фойе опоясывало основной корпус с трех сторон, а по краю его крыши, как на смотровой площадке, был выстроен крепкий борт, доходивший до груди. Таким образом, напротив речного порта находился натуральный окоп с каменным бруствером, поднятый высоко над городом и отлично укрепленный. С тыла его полностью закрывало главное здание, в котором когда-то и был кинозал.
Сталкеры привалились к парапету спиной. До порта через площадь оставалось меньше двухсот метров, следить за «монолитовцами» отсюда было легко, хотя это наблюдение увлекало не всех. Порох демонстративно улегся возле выросшего на крыше деревца и подложил под голову свой тощий рюкзак.
— Начну храпеть — толкните, — заявил он.
— Есть и другие способы, — ответил Столяров, со значением погладив рукоятку пистолета.
Порох лишь ухмыльнулся и безмятежно закрыл глаза. Жизнь в Зоне приучила его доверять своим инстинктам, а они подсказывали, что Михаил просто так человека не тронет. Гарин мог бы рассказать Пороху, на что в действительности способен этот сотрудник департамента безопасности при Институте Альтернативных Исследований. Но, разумеется, делать этого Олег не стал.
— Дай поглядеть, — попросил он Столярова.
Тот присел на корточки и передал бинокль:
— Только лоб замотай платком, как я.
— У меня же на лбу «венец».
— Тем более. У тебя был кожаный лоскут, вот им и воспользуйся.
— Пожалуйста… — Гарин разыскал в карманах пожеванную бандану и повязал ее поверх «венца».
— Это не маскировка и даже не пси-маскировка. И в спецподразделениях так делают не для красоты, поверь мне.
Олег осторожно приподнялся из-за парапета. Светосильная оптика давала возможность увидеть площадь перед кинотеатром почти как днем. Совсем близко, метрах в пятидесяти, находилась скульптура Прометея. Древнегреческий бог был отлит из бронзы, которая давно почернела. Черным был и огонь в его руках, а сам он стоял на коленях, словно извиняясь за те беды, которые принес людям его подарок.
Сразу за монументом Гарин наткнулся взглядом на допотопный газировочный автомат, правее он увидел несколько крупных деревянных ящиков. Часть из них была вскрыта, часть — вроде бы еще нет. Длинное строение речного порта было видно целиком, вплоть до примыкавшего к нему кафе. У кафе тоже стояли ящики. Возле них о чем-то разговаривали четверо «монолитовцев». Впрочем, недолго. Уже через минуту они разошлись двумя парами в разные стороны вдоль забора.
— Не совсем понятно, что мы тут выжидаем, — проговорил Олег. Столяров дернул его за ремень вниз и забрал бинокль.
— Во время вьетнамской войны один партизан проник на территорию американского лагеря, — сказал Михаил. — Он залег на заднем дворе столовой и трое суток считал баки с помоями, которые оттуда выносили. На третий день он знал численность подразделения с точностью до пяти процентов.
— И что, партизаны победили?
— Нет, того парня расстреляли.
— Американцы?
— Свои же. Но к делу это не относится.
— Ты намекаешь, что мы тоже просидим здесь три дня? — зашевелился у дерева Порох.
— Перед рассветом уйдем, — успокоил его Столяров. — Если не наделаем шума, то на обратном пути можем снова свернуть к какой-нибудь аномалии. Прихабаритесь, кому повезет.
— А у тебя цели типа иные, высшие, — с издевкой произнес Порох.
— В данный момент моя цель — не спалиться и довести всех до базы живыми.
— Ну а без «данных моментов», вообще?
— Вообще я тут в командировке.
— И товарищ твой, выходит, тоже…
— Тоже в командировке, — бесцветно подтвердил Столяров. — Олег в научной, я в служебной.
— Ну а я, стало быть, в творческой, — процедил Зеро, сплевывая под ноги.
Михаил снова поднялся и потратил еще минут десять на созерцание.
— Ты слушаешь? — спросил он у Гарина, когда тот уже почти задремал.
— «Венец» на мне, значит, слушаю.
— И как?..
— Ничего нет.
— Штиль, ты где? — Столяров обернулся. — Тоже спишь, что ли? Что чувствуешь? Не тошнит?
— Все нормально, — отозвался сталкер. — Благодарю за заботу.
— Олег, как насчет немножко напрячься? — проговорил Михаил. — Я хочу, чтобы ты потревожил кого-нибудь из «монолитовцев», а лучше сразу двух.
— Это невозможно.
— Я ведь не требую внушать им что-то противоестественное. Пусть хотя бы остановятся и посмотрят назад.
— Миш, это не зомби, это люди. И у них нормальная человеческая критичность, а сопротивляемость даже выше.
— Ну, помнишь, там, — он помахал вправо, в сторону невидимого в темноте госпиталя, — там тоже было трудно, но ты…
— Ладно! — бросил Гарин только для того, чтобы заткнуть ему рот. — Штиль, готовь пакетик.
— Какой еще паке… — начал сталкер, но тут же согнулся пополам и судорожно схватился рукой за край парапета.
Олег напряженно уставился на пару «монолитовцев». Без бинокля они казались такими далекими, что сливались в единый широкий силуэт, плавно плывущий вдоль навеса у речного порта. Гарину не оставалось ничего другого, кроме как попытаться накрыть сразу обоих.
И у него получилось.
Часовые, почувствовав опасность, слаженно отскочили в разные стороны и приникли к прицелам. Вторая двойка заметила этот маневр и тоже распалась: один шагнул в тень от козырька над входом, второй залег на газоне. У них были отработаны все вводные — на каждую угрозу и на каждый метр территории. Олег испытал что-то среднее между восторгом и отвращением. Но все-таки это были люди. Излишне дисциплинированные и чрезмерно счастливые. Обычные люди.
