-Что нам теперь делать, Андрей?
Я не ответил.
-Они казнят нас.
Ее голос звучал равнодушно, мертво. Он испугал меня.
-Марина, не надо отчаянья. Я спас Лорд-мэра и не верю, что он не пощадит нас.
Лицо моей женщины немного просветлело.
-Дай-то Бог, Андрей. Я хотела сказать тебе, что здесь…
Она дотронулась рукой до живота.
-Я знаю, Марина.
-Да?! Откуда?
-Из сна.
-Так я тебе снилась?
Счастливо засмеялась.
Холодные капли срывались с сырых стен, и от этих же стен отражался женский смех.
По каменной лестнице застучали подошвы ботинок: стрелок принес еду. Он с удивлением посмотрел на Марину: еще бы, - смеяться в застенке, накануне казни… Сумасшедшая?
-Солдат, что на ужин? - спросил я.
-Тварка, конунг.
Марина попросила пить, и стрелок передал ей бутыль с водой. Я же принялся за тварку.
Караульный присел на нижнюю ступень, насвистывая что-то.
-Что слышно про нашу казнь, боец? – спросил я, прожевав мясо.
Стрелок вздрогнул, взглянул на меня.
-Вообще-то мне не положено разговаривать с заключенными, - нехотя ответил он. – В бараке болтают, что послезавтра, как раз перед большим походом на Тверь.
Послезавтра. Есть расхотелось. Я взглянул на Марину. Даже отсюда было заметно, что она изменилась в лице. Послезавтра…
-Ну, вы закончили? Можно забрать посуду?
Я протиснул между прутьями полупустую миску.
Стрелок, гремя жестянками, направился к лестнице. Перед тем, как захлопнуть дверь, щелкнул выключателем. Лампочка погасла.
-Марина?
-Андрей?
-Как ты?
-Все хорошо.
-Я что-нибудь придумаю, Марина, нас не казнят.
-Да…
Тьма. Тишина.
-Андрей?
-Да?
-Расскажи мне, что знаешь о смерти Христо и Букашки?
Бедная моя, мысли о казни не дают ей покоя…
-Я не присутствовал на их казни, но по рассказам, Христо и Букашка держались гордо. Христо пытался докричаться до издевающейся толпы, рассказать о Серебристой Рыбке. Перед тем, как упасть в небытие, он прокричал: «Будущее зависит от тебя». По другой версии, это было: «Будущее не зависит от тебя».
-Значит, он осознал, - голос Марины дрожал, – что мы не в силах ничего изменить… Муравью не дано поднять над собой слона. Андрей! Мы примем свою участь так же достойно, как Христо и Букашка. Я рада умереть с тобой, Андрей, и ни о чем не жалею.
-Заткнись.
Марина умолкла.
-Ты лучше б рассказала, как очутилась на привязи Киркорова.
-Ревнуешь?
-Нет. Просто хотелось бы знать.
-Хорошо, расскажу. Хотя особо – нечего. Среди ночи в мою келью ворвались двое особистов и Киркоров. Киркоров сообщил, что уже год работает на Лорд-мэра и надел мне на шею эту гадость…
-Выродок.
-Да. Затем меня привезли сюда и держали на цепи в каком-то погребе.
Ее голос сорвался. Из темноты до меня донеслись приглушенные рыдания.
-Я отомщу, - до боли сжимая зубы, сказал я. – Клянусь, отомщу. Игрок засиделся во мне, пора выпустить его на свободу.
-Не нужно, Андрей.
-Что не нужно?
-Не нужно мести. Не нужно крови. Если бы Лорд-мэр пощадил нас… Андрей, ты помнишь, как хорошо нам было в Джунглях?
-Помню.
-Уйти в Джунгли, жить там, растить наше дитя – ведь это и есть Серебристая Рыбка. Неужели Лорд-мэр не простит нас?
-Простит.
Мне показалось, что я ответил ей достаточно уверенно.
Простит? Едва ли. Лорд-мэр, он же Невзоров, он же отец Никодим заигрался и, очевидно, наша с Мариной казнь станет лишь эпизодом его игры. Нужно бежать отсюда.
Я приблизился к стене: камень. Попробовал на прочность решетку – прутья даже не шелохнулись. Пол – бетон. А главное, - усталость, ворочающееся в душе неверие, что нам и на этот раз удастся спастись. Ну, куда отсюда сбежишь? Как хорошо, что темнота, и Марина не видит отчаяния, наверняка отразившегося на моем лице.
Скрежет у двери заставил меня встрепенуться. Кто-то идет! Возможно, Лорд-мэр или его посланник, с тем, чтобы объявить нам: «Вы помилованы».
Сердце беспокойно стучало в груди. Дыхание срывалось.
Под потолком вспыхнула желтая лампочка. Я зажмурился. Когда распахнул веки, увидел стоящего в узком пространстве между моей и Марининой клетками Киркорова. Все лучше, чем тьма и отчаяние…
Киркоров угрюмо смотрел на меня. Марина сидела на деревянном настиле в своей камере; она словно не заметила его появления.
-Чего ты приперся сюда, мразь? - не выдержал я. – Хочешь спеть нам?
Киркоров откинул со лба седые волосы.
-Прибереги свое остроумие для виселицы, Островцев. Я пришел не к тебе.
Он повернулся к Марине. Та равнодушно взглянула на него и отвернулась к стене.
-Послушай, - Киркоров взялся за прутья ее клетки, – я шишка при Лорд-мэре и в моих силах… Короче, я могу открыть твою клетку. Пойдешь со мной?
Меня захлестнуло бешенство, но тут же сменилось холодным, как сталь на морозе, пониманием: да, это единственный выход.
-Пойдем со мной, Марина, - увещевал Киркоров.- Зачем тебе сдыхать с диким? Он, каким был в Джунглях, таким и остался… Лорд-мэр присвоил мне статус певца Армии, и со временем я стану конунгом.
-Он прав, Марина, - негромко сказал я. – Иди с ним.
Киркоров удивленно обернулся.
-Слышишь? Даже дикий понял, что к чему.
Марина вдруг прекратила рассматривать стенку, кинула на меня пылающий взгляд.
-Иди с ним! – крикнул я.
-Пошли вы оба на хуй, - отчетливо сказала она и прилегла на настил, свернувшись калачиком.
Что-то тяжелое свалилось с плеч…
Киркоров в сердцах ударил кулаком по железному пруту, тонко зазвеневшему.
-Сука паршивая, - процедил он сквозь зубы. – Шлюха. Не хочешь по своей воле, я заставлю. А для начала трахну на глазах у твоего дикаря…
-Киркоров! – заорал я, бросаясь к решетке. – Я убью тебя.
Он засмеялся.
Марина лежала на настиле, как будто и не подозревая, что речь идет о ней.
Киркоров достал из-за пазухи ключ. Ухмыляясь, взглянул на меня.
-Убью, Киркоров.
Крутанув ключ, он отпер лязгнувшую дверцу. Марина поднялась с настила, сжимая что-то в правом кулаке.
Кулак угодил Киркорову в плечо, тот охнул, но тут же перехватил руку Марины, вывернул ее. Небольшой камень упал на бетонный пол. Крик боли огласил застенок.
-Киркоров, прекрати, - прохрипел я, желая, чтоб темнота застила мои глаза, но, как назло, происходящее было видно отчетливо. Прижав Марину к решетке, Киркоров резким движением задрал на ней свитер. Блеснуло тело - округлый живот, груди с темными сосками. Руки насильника накрыли два бледных холмика, сдавили. Марина закричала, пытаясь высвободиться из железной хватки.
Я отвернулся. Глаза кипели. Мне хотелось умереть, хотелось, чтобы тело мое ощущало страшную боль. Вздернув рукав толстовки, я вцепился зубами в руку чуть ниже локтя. Сдавил. Во рту стало солоно. Что-то закапало на пол.
-Сука!
Киркоров метался по камере Марины, натыкаясь на решетку и стены. В единственном его глазу торчал значок «Работник парковки № 56». Кровавая слеза стекала по щеке.
Марина одернула свитер, подняла с пола камень.
-Убей его.
Киркоров прекратил слепую пляску и опустился на колени в сыром углу. Марина шагнула к нему, поднимая камень.
-Темнота, - бормотал Киркоров, щупая руками значок, но не решаясь вынуть его. – Шлюха дикаря погрузила в темноту.
Марина опустила руку.
-Лучше быть шлюхой дикаря, чем предателем.
Но Киркоров не слышал ее, бормоча в углу про темноту, обступившую со всех сторон.
В застенок вбежал стрелок. Замер, глядя на Марину, стоящую с камнем в руке.
-Что за хуйня? – вскрикнул он, выдергивая из кобуры пистолет. – И отлучиться нельзя.
-Боец, угомонись, - поспешил крикнуть я. – Певец Армии пытался изнасиловать заключенную.
Стрелок взглянул на Киркорова, выругался.
-Ты, - обратился к Марине, - положи камень и отступи туда.
Та благоразумно выполнила распоряжение.
Стрелок помог Киркорову подняться, вывел из камеры. Загремел ключами.
-Давай к выходу, куриная слепота.
Щелкнул выключатель, лампочка погасла; мы с Мариной остались в темноте, схожей с той, в которую только что погрузился Киркоров.
В круглом окошке под самым потолком - свет. Значит, утро. Начало нашего с Мариной последнего дня. Начало конца.
Кто-то тяжелый навалился на меня, придавил к настилу. Я увидел казнь – как это будет: плотные ряды стрелков, ухмыляющегося Лорд-мэра, палача в противогазе, слепого Киркорова, поющего фальшивым голосом. Марина, ну зачем мы пришли в резервацию?
Я приподнялся на локтях. Марина лежала на спине, глядя в потолок. Луч света застрял в ее волосах.
-Марина.
