Мы продрались через кусты на краю поляны и выбрались на невысокий пригорок, заросший самыми настоящими кипарисами. Действительно было похоже на Крым в районе Южного берега.
— Прикольно?
— Да, — ответил я, чувствуя, как тепло из ладони Кати струится в меня.
Не фигурально выражаясь, а совсем по-настоящему — я ощутил потоки неизвестной энергии, пульсирующие под кожей. От них в голове начала медленно разгораться лампа золотистого света, стало легко и свободно, а мир вокруг обрел новые краски, незаметные раньше. И я понял, что мне-то как раз было приятно, когда Катя схватила меня за руку и поволокла за собой, это было ново и восхитительно, а взбунтовались во мне не собственные чувства, а некое усредненное общественное мнение. Что, дескать, так поступать не принято, что это мужчины должны хватать женщин за руку, а не наоборот.
Я осмелел и сжал ее ладонь чуть крепче. Сердце удивленно вздрогнуло и забилось в сладкой истерике предвкушения счастья. Мне неистово, до помутнения разума захотелось ее обнять, но на втором часу первой встречи это было явным перебором.
Когда-то давно я читал, что развитые существа, в особенности млекопитающие, умеют по запаху определять знаковые моменты в геноме других людей. Это происходит на подсознательном уровне, а до сознания доходит только простой и внятный сигнал — «подходит — не подходит», «нравится — не нравится». Иногда больше нравится, иногда меньше, в зависимости от того, насколько гены представителя другого пола совместимы с твоими. Ну, вроде как еще не зачатый ребенок выбирает себе достойную пару в родители. Судя по тому, как отреагировал на Катю мой организм, наши геномы подходили друг к другу не хуже, чем ключ к замку. А вот длинноногие красотки из ночного клуба иногда вызывали у меня непреодолимое отвращение.
— Хочешь, можно прямо здесь кинуть кости и пожрать, — предложила Катя. — Сюда редко кого заносит, потому что надо через кусты продираться. Люди не любят трудностей.
— Не все. Просто большая часть человечества.
— А ты?
— Я отношусь к большей части.
Она улыбнулась одними глазами, но я не понял, что за мысль при этом мелькнула у нее в голове. Мы развернули пакет, достали пластиковые коробочки с салатами и рисовыми колобками. Еще там был темно-коричневый соевый соус, какие-то розовые лепестки и нечто зеленое, похожее на пластилин.
— Это васаби, — объяснила мне Катя. — Японская горчица. Попробуй, приколись. Ее надо в соусе развести. А эти розовые фиговины — маринованный имбирь. Ешь, не отравишься.
Мы уселись в траву. Впервые в жизни взяв в руку палочки для еды, я неуклюже принялся разводить ими горчицу в соусе. Однако, попробовав первое блюдо, я понял, что в японской кухне действительно есть свой прикол, как выражалась Катя. Еда была сытной, по-своему вкусной и не вызывала в животе чувства тяжести, как если набить пузо кашей или картошкой.
Поев, мы принялись бродить по парку, только не по дорожкам, как большинство добропорядочных граждан, а поперек, петляя между деревьями, перепрыгивая через ручьи и маленькие болотца.
— Правда, похоже, что здесь живет леший? — спросила Катя, показывая на неправдоподобно огромный куст мать-и-мачехи.
— Где?
— Ну, внутри куста. Да посмотри же, как листья двигаются! Совсем как живые, а не по ветру.
— И как же леший мог попасть внутрь куста?
— Запросто. Он же дух!
Я невольно усмехнулся. Когда я служил срочную, духами у нас называли молодых бойцов, пришедших в боевую часть из учебки. Леший-салага — это круто. Да еще в кусте. Кроме шуток, Катя меня удивила — не ребенок ведь, чтобы о леших всерьез говорить.
— Хочешь, я тебе еще духов покажу? — она глянула мне в глаза.
— Тоже в кустах?
— Нет, свободных. Они на деревьях, увидишь. Надо только чуть подальше в чащу уйти, где людей мало.
Как-то сразу, без стыка, она перешла со сленга на обычный русский. Получилось так резко, что у меня на миг произошло раздвоение сознания, чему здорово способствовала принятая во сне грибная дурь. Мне пришлось сжать кулаки, чтобы прийти в себя.
— Зачем уходить от людей? — спросил я. — Эти духи что, боятся живых?
— Они сами живые. Только другие, не такие, как мы. Из чего-то не такого, как мы, сделанные. Мне кажется, что они чувствительны к человеческим эмоциям, обжигаются о них. Пойдем, сам увидишь.
Честно говоря, я уже начал подозревать недоброе. Встречал я и раньше одержимых идеями, чаще всего изуродованных тоталитарными сектами или учениями великих умов человечества. Сумасшедших. Все они видят то, чего нет. Но когда мы продрались через кусты в глубь парка и Катя показала на верхушки деревьев, я от неожиданности оторопел — в вышине крон висело хорошо видное сияние, больше всего похожее на слабо освещенное марлевое покрывало. Это несмотря на яркое солнце в небе!
— Дисперсия света? — шепотом спросил я.
— Это духи. Настоящие. Вон смотри, на тех деревьях нет, хотя дисперсия света должна быть и там.
На деревьях, что стояли ближе к дорожке, муаровых покрывал действительно не было.
— Должно быть физическое объяснение, — не очень уверенно произнес я.
— Так духи — они же физические! Только они целиком из энергии, без вещества.
— Ты прикалываешься или серьезно? — я не знал, как на это реагировать.
— Но ты же видишь глазами!
— А раньше почему не видел?
— Давно ли ты взгляд поднимал в лесу?
Это был аргумент. С этим трудно было поспорить. Когда в лесу приходится поднимать взгляд, там уже не до духов, там уже или вертолет, или вражеский снайпер, или рейдер, если во сне.
Побродив в чаще, мы выбрались на дорожку.
— А за что ты сидел? — вдруг спросила Катя.
— Что? — вытаращился я на нее.
— Ты же говорил, что сидел.
— С ума сошла? Я говорил, что был в длительной командировке в глухих местах. Это не одно и то же. Про зэков — это ты сама домыслила.
— Да не грузись. Просто в тебе есть что-то необычное. Такое бывает у зэков, у тех, кто убивал. Я парочку знала.
— Психолог, блин… — вздохнул я.
— Ну чего тебе, трудно сказать? Я же лопну от любопытства.
— Я был на войне. — Это оказалось легче выговорить, чем я думал.
— Ого! И кем?
— Снайпером.
— Тогда понятно. Ладно, если хочешь, закроем тему. Я хотел. Мы направились по дорожке туда, где, по словам Кати, находился японский парк. Там было хорошо — спокойно, много воды, деревянные мостики, водопады и японские лягушки, забавно надувавшие щеки.
Постепенно, незаметно, на кошачьих лапках подкрался вечер. Солнце мягко позолотило мир, выкрасив шпиль Останкинской башни в красный.
— Поедешь ко мне? — негромко спросила Катя.
