– Да с чего ты взял, что он китаец?! – почти выкрикнул Егор.
Зеленоватая кожа. Большие глаза. Без ушей. Дирижабль… А ведь это и не дирижабль был, скорее… Тарелка. Толстая тарелка, зацепившаяся за шпиль высотного здания, инопланетяне, шагающие по улицам горящих городов…
Это что получается? Что Курок прав? Пришельцы? Прилетели откуда-то… Зачем?
Волк. Кабан. Настоящие животные…
– Волк, – сказал я.
– Волк, – подтвердил Егор. – И другие животные еще. Они их собирали. Для изучения. Потому что у них у самих таких нет…
Склад. Много странных вещей, неудобных каких-то. Я думал, китайские… Книги разные. Диски. Журналы научные. Кассеты опять же. С чего это они вдруг так заинтересованы нашим миром?
– Китайцы – не люди, – сказал Егор. – У них даже кости черные, совсем на нас не похожи.
– Шахтеры тоже на людей не похожи, – возразил я. – Но они люди. Бывшие. И сумраки…
– Шахтеры разные, – возразил Егор. – Мы с папкой находили. В подвалах. Шахтеры по весне часто вылезают, особенно после дождей. Молодые – они совсем как мы с тобой, а те, которые старше, они на самом деле уже не похожи. Потому что под землей другой воздух, так мне отец говорил. Если им долго дышать, то этот воздух меняет человека изнутри. Те, что я видел там, возле ракеты, они совсем… Совсем, короче.
– Воздух, значит, – сказал я.
– Воздух, воздух, – кивнул Егор. – Дело в том, что воздух все совсем…
– Глубоко под землей совсем другой воздух.
Воздух меняет. Люди, живущие в шахтах, шахтеры, дышат воздухом и становятся другими. Китайцы дышат воздухом и умирают. Потому что тот воздух, что под землей, – он не наш. А тот, от которого умирают китайцы, – наш. Где-то…
Где-то есть место, через которое чужое проникает в наш мир. Воздух. Вся погань, одним словом. Китайцы на своей летающей тарелке.
Точка прорыва. Прореха.
Как же…
А нога не болит. То есть совсем не сильно, скорее чешется. А ухо, наоборот, то, что осталось, распухло здорово. И дергает. Получается, что Алиса не помогает. Вон она рядом, а ухо рвет. А нога сама выздоровела, получается?
– Я вот что думаю… – Егор почесал голову, сильно, слышно. – Вот что… Есть такая штука. Вот когда будильников много и они в одном помещении, то рано или поздно они начинают тикать вместе.
Мир через будильник, знаю, знаю.
– Как это?
– Не знаю. Сначала тикают одинаково, затем одинаковое время начинают показывать. Может, и с нами так случилось? Вот был наш мир, а был мир китайцев, темная планета. Наш мир и китайский, они как два будильника были, один от другого отставал на секунду, может, меньше. Представляешь? Тикают одинаково, но разделены этой секундой. Через секунду прорваться никак нельзя, это самая непроходимая пропасть, никто не может вернуться, даже на одно мгновенье назад. Значит, в каждом из будильников есть пружины, они регулярно заводятся, они толкают будильники вперед. Но вот пружину в одном будильнике перетягивают. Людям хочется посмотреть, что случится. Не начнут ли часы тикать громче, и они заводят, заводят…
Егор скрипнул зубами.
– Пружину перетягивают, часы начинают идти быстрее, быстрее, они начинают подпрыгивать на столе, потом раз – и перескакивают через эту секунду.
Как-то Егор на будильниках заморочен, наверное, раньше точно был бы часовщиком. Чинил бы часы, его бы все уважали.
– И они сошлись.
Егор хрустнул пальцами.
– А если… Если у них там тоже? Если они тоже перекрутили пружину? Как и мы? И все это совпало! Тот мир, китайский, и наш, они зацепились друг за друга и стали вращаться уже вместе. Образовался переход, та самая прореха. Или сразу много прорех, в разных местах. Через них все и перетекает! Воздух. Ихний сюда, наш туда. Их микробы к нам пробираются, заражают всех… Их зверье ползет всякое. И всюду ползет, эти прорехи могут везде встречаться, по всей земле. Но самая большая здесь.
Егор топнул ногой.
Похоже. На правду. Будильники умеют убеждать. Они, эти ученые, хотели как лучше. Построили Нижнее метро, запустили его, оно заработало. Но не так, как они хотели. Это привело к катастрофе. Китайский мир ворвался в наш и изуродовал его…
А вдруг и наш мир тоже? Проник в чужое пространство? Туда, к ним?
Я представил, как какой-нибудь наш коркодил с северных болот прорвался в их мирные воды и не нашел себе в них врага, размножился в сытных мутных заводях, сожрал тамошних… каких-нибудь коркодилов и зажил хорошо. Его стало много, и китайцы, прежде любившие плескаться на своих безопасных отмелях, попали в сложное положение. Потому что коркодил за день троих слопает.
И другие тоже. Волки, медведи, змеи. Для китайцев они, наверное, выглядят настоящими чудищами…
Ну и что?
Что это объясняет? Да, судя по всему, китайцы и есть пришельцы. И что дальше? То есть они, конечно, никакие не китайцы, а просто пришельцы, сами по себе, с другой стороны. Изучают нас, приглядываются. Отпустили почему? Не боятся потому что. Они нас совсем не боятся. Как-то раз сопливый Ной сдуру наловил леммингов, посадил их в пятилитровую бутылку с испытальскими целями, а на следующий день они ему надоели – верещали громко слишком. Так он их не стал убивать. Не стал топить, не стал на костре поджаривать, не стал дымом травить, отнес на поляну – и вытряхнул. Где он, а где лемминги…
Короче, с китайцами пока непонятно. Разгадка, которая не разгадывает ничего, только больше запутывает, и башка трещит – слишком много думаю, слишком много не понимаю. Мне бы ума побольше. Чувствую – что-то не то с этими пришельцами, не зря они здесь, совсем не зря, только ухватить не могу, не получается, ускользает…
– А почему… Почему мы на китайцев… В общем, как-то похожи… – Егор поморщился. – А их животные… погань то есть… на наших нет?
– Это совсем просто, – ответил я. – Всех, у кого есть душа, Господь творил по своему образу и подобию. С мелкими отличиями. А все остальные сами такими сделались, разными. Гадскими и погаными. Ясно?
– Ясно. Только все-таки.
– Все-таки потом, – оборвал я.
Разберемся и с китайцами, никуда не денутся, не китайцы сейчас главное. Найти собаку, вот. Выход там, где серебристая собака. Закрыть прореху.
– Где эту собаку сейчас найдешь… – сказал грустно Егор. – Да еще серебряную… Эх…
Не хочет искать собаку, по слону соскучился.
– Найдем, – заверил я. – Это проще простого. По весне, не сейчас, конечно. Сейчас, наверное, лучше действительно в слона.
– Да-да, – обрадовался Егор. – Надо дров запасти, воды…
– Есть охота, – сказал кто-то.
Я не понял, кто.
– Есть охота, – повторил голос. – Рыбинск, ты что, не слышишь?
– Слышу.
Я слышу! Мне хотелось заорать, завопить что было сил, но я промолчал. Чтобы не спугнуть удачу.
