— В это так сложно поверить? — ответил Вулкан, в то время как комнату наполняли звук и запах горелой плоти — его плоти. — Да, он был кузнецом и кователем металла, превосходным мастером своего дела, которым я глубоко восхищался.
Человек, аугментированный для того, чтобы быть способным исполнять свои обязанности без риска для жизни, отнял раскаленный прут для клеймения от кожи примарха.
— Отмечено, — сказала Сериф, нацарапав что-то стилусом на планшете, который держала в другой руке. — Просто такое происхождение кажется довольно скромным для владыки космических десантников.
Изнемогавшая от духоты летописец продержалась в покоях примарха уже двадцать одну минуту, что не удавалось еще ни одному из ее предшественников, неизменно терявших сознание от жары.
— То есть мне следовало воспитываться в более высокородной семье?
Клеймовщик выбрал новый прут и осмотрел изогнутый конец, представляя, какого вида отметину тот оставит.
— Нет, я не это имела в виду, — ответила Сериф, поморщившись, когда плоть Вулкана вновь обожгли, заставив шипеть, как мясо на сковороде. — Но я полагала, что все примархи вышли из прославленных, военных родов. Или же были сиротами на мирах смерти.
— Ноктюрн — мир смерти, не особенно цивилизованный. Но мы все разного происхождения. Порой я спрашиваю себя: как так получилось, что мы вернулись к своему отцу воинами и полководцами, но вот мы стоим на передовой Великого крестового похода именно в этой роли.
Сериф нахмурилась, вытерла лоб рукавом.
— Кем еще вы могли бы быть?
— Тиранами, убийцами… архитекторами. Лишь судьба сделала нас лидерами, и я до сих пор не уверен, каким образом наше генетическое наследие предрасположило нас к этому призванию.
— А кем бы стали вы сами?
Вулкан улыбнулся, но тепла его дьявольскому голосу это не придало.
— Фермером, думаю.
— Иначе говоря, кузнечным молотом вы бы перековали меч на орало?
— Слишком поэтично сказано, но верно.
Сериф замолчала. Она либо начинала задыхаться в духоте, либо делала выводы.
— Вы не похожи на остальных.
— И хорошо вы знаете моих братьев, летописец Сериф?
В голосе Вулкана слышался укор — легкий, но достаточный, чтобы смутить.
Летописец занервничала; выглядела она так, словно могла с секунды на секунду потерять сознание.
— Нет, разумеется, нет. Я просто слышала…
— Мудрый хронист не станет верить всему, что слышит, Сериф.
Вулкан поднял голову в первый раз за все время разговора.
— Скажи, — произнес он, понизив голос, — что ты видишь в моих глазах?
Они горели, как жерла вулканов.
— О… огонь…
Она все-таки лишилась чувств. Вулкан бросился вперед и поймал ее прежде, чем она упала на пол.
В этот самый момент во тьме появилась трещина, и сквозь нее в клейменной зал вошел Скатар'вар.
— Повелитель, — сказал Погребальный страж.
Скатар'вар был одним из двух братьев, входящих теперь в близкое окружение примарха. Как и брат, он отличался достоинством и горделивостью. Благородство перешло ему, воину-царю Гесиода, от биологического отца, а в легионе эта черта только усилилась.
Воин слегка склонил голову, и только потом осознал, что видит.
— Еще одна неподходящая кандидатура?
Из-за его спины поднимался большой изогнутый драконий рог, прикрепленный к силовому генератору доспехов. Он получил этот трофей, когда убил глубинного дракона Локтарала и вместе с братом присоединился к Вулкану. Леодракк, его вспыльчивый младший брат, носил второй рог. Они убили зверя вместе.
— Она оказалась сильной и продержалась дольше остальных. Я побеседую с ней снова, — сказал Вулкан, бережно поднимая женщину на руки и передавая ее Скатар'вару, как ребенка родителю. — Полагаю, ты пришел, чтобы сообщить мне о готовности Армии.
Скатар'вар посмотрел на женщину так, словно она была каким-то непонятным устройством, после чего ответил примарху:
— Так точно, как и Легио Игнис.
Вулкан кивнул.
— Очень хорошо. Унеси ее и проследи, чтобы ей занялись медике. Мне еще нужно принять одну клятву, прежде чем мы сможем пойти войной на Хар-танн.
— Да, повелитель.
Скатар'вар вышел, забрав женщину с собой.
Оставшись в темноте, Вулкан вновь повернулся к своему клеймовщику. Ониксово-черное тело примарха казалось мускулистым куском гранита, и почти каждый сантиметр обнаженной кожи был покрыт символами. Они символизировали поступки, битвы, жизни отнятые и жизни пощаженные. Некоторые были сделаны еще на Ноктюрне — до того, как он воссоединился с Чужеземцем. Вулкан помнил их в мельчайших деталях, все без исключения.
Все это было ритуалом, частью Прометеева кредо, зародившегося на Ноктюрне много лет назад. Методы и традиции имели для Вулкана большое значение, и именно на этих догматах зиждилось все, чему он учил своих сыновей.
— И настает момент, когда должно быть выжжено клеймо, — сказал он, вновь опускаясь на колени и склоняя голову. — Подготовь меня к войне.
Гололитическое изображение командира Арвека в кабине трясущегося «Мастодонта» то расплывалось, то становилось резче.
— Как только в центральной стене появится брешь, мы сможем въехать прямо в Хар-танн и приступить к сносу, — заявил армейский офицер, для выразительности ударив кулаком по раскрытой ладони. Его надменность была слышна даже через встроенный вокс. Он родился на Водисе, мире строгих воинских родов, происходивших от древнейших королей Терры.
Звук был так же плох, как изображение, но смысл его слов был вполне ясен.
— Нет, — твердо сказал Вулкан. — Пробьете брешь в стене, потом отступите.
Арвек попытался скрыть удивление.
— При всем моем уважении, лорд примарх, мы можем сломить их сопротивление с минимальными потерями. Меня уверили…
Вулкан его перебил:
— Для себя, но не для них. В Хар-танне больше пятнадцати тысяч гражданских. Я прочитал ваш прогноз сопутствующего ущерба; он как минимум оптимистичен, и даже такой уровень недопустим. Сделайте проход для легиона, а мы подавим сопротивление местных солдат с минимальными потерями среди гражданских. Считайте это приказом.
Арвек резким движением отдал честь, заставив медали и прочие знаки почета на накрахмаленном синем мундире зазвенеть.
Вулкан кивнул ему и переключил канал связи.
Зернистое, почти бесцветное изображение танкового командира растворилось, уступив место голограмме принцепса Локьи. Офицер титана был завешан мыслеимпульсными кабелями, соединявшими кору его мозга с яростной душой боевой машины. Мыслесвязь уже была прочно установлена, и он хмурил брови и приподнимал изогнутые черные усы, скалясь от напряжения.
