Аларик упал на одно колено. Он заставил себя продвинуться вперед еще на шаг и вонзил древко алебарды-«Немезиды» в пол ради лучшей опоры.
— Я видел тысячу таких, как ты, Хирк! — крикнул Аларик. — Тысячу богов. Тысячу сосудов, вмещающих величие варпа. И я знаю то, чего не знаешь ты.
— И что же это? — вопросил Хирк.
— Все вы умираете, — ответил Аларик, с трудом делая еще один шаг.
Хирк призвал щит из энергии лунного цвета, покрытый рунами неуязвимости, которым его обучили его покровители из варпа.
— Я бессмертен, — просто сказал он.
— Тогда у твоих хозяев будет вечность, чтобы наказать тебя за поражение, — парировал Аларик.
— Ты не можешь навредить мне, — сказал Хирк и взмахнул рукой, как будто устал от присутствия Аларика и повелевал ему уйти.
Аларик не ответил.
Он отвел назад руку, наконечник алебарды застыл рядом с его головой. От этого глаза Хирка заблестели весельем, ибо он знал, что даже «Немезида», брошенная Серым Рыцарем, не в силах пройти сквозь чары, которыми он повелевал.
Аларик посмотрел вверх. Он сконцентрировался на глазу в сердце кипящего вихря, оке, что смотрело прямиком из варпа.
Он был силен. И он должен быть силен. Это будет непросто.
Аларик метнул алебарду прямо вверх. Мощь броска была такова, что даже буря не сбила ее с пути. Как будто целый час она мчалась вверх, сквозь вихрь, мимо бесконечных злодеяний, истекающих из разума Хирка.
И лишь за долю мгновения до того, как «Немезида» настигла цель, Хирк осознал, что хотел сделать Аларик.
Клинок вонзился в глаз, пробил его прямо посередине. Око дернулось, вокруг разошлись волны, сминающие пространство-время, и струя радужно переливающейся крови брызнула из раненого зрачка.
Омут потемнел. Энергия начала утекать. Демоны и жертвы из видений Хирка растаяли, превратившись сперва в скелеты, потом в тьму.
Буря прекратилась. Аларик теперь слышал выстрелы боевых братьев и мог выпрямиться в полный рост, не боясь, что его унесет ветер. Боги, которые взирали на Хирка и наделяли его силой, на миг ослепли, и теперь они отвернулись от своего чемпиона. Хирк больше не мог воззвать к ним.
Еретик был ошеломлен. Аларик оказался быстрее: он рванулся вперед, схватил Хирка за оперенный хвост и повалил его на пол, преодолев психическую силу, которая удерживала его в воздухе.
— Теперь я могу тебе навредить, — сказал Аларик. Он охватил локтем подбородок Хирка и рванул. Шея Булгора Хирка треснула.
В первый раз Торн был готов.
Его вкатили в комнату из полированной стали, которую освещал резкий свет ламп-полос, встроенных в зеркальные стены. От этого она превращалась в световой куб. Торн был привязан к инвалидной коляске, потому что стимуляция нервов нарушила его координацию, и он с трудом ходил, постоянно опасаясь падения. Руки тряслись, он постоянно потел, тело все еще ожидало нового приступа напряжения и боли.
Инструктор Гравенхольм сидел в комнате, на столе перед ним лежала толстая папка.
Свет создавал над ним подобие нимба, как будто он был чиновником при дворе самого Императора, сортирующим грехи и благодеяния. Гравенхольм был очень стар и жил лишь благодаря машине-ювенату, которая вздыхала на полу у его ног. Он был достаточно важен для Ордо Маллеус, чтобы те использовали тайные технологии для продления его жизни. Когда-то, давным-давно, он был таким же неопытным, как Торн.
Эта мысль была одной из тех, что помогали Торну продолжать обучение.
— Ученик, — сказал Гравенхольм. Слова сопровождались прерывистым постукиванием ювената, присоединенного к его древним легким. — Назови свое имя.
— Экспликатор-кадет Асцелан Торн, — ответил тот, стараясь говорить уверенно.
— Хорошо, — сказал Гравенхольм. — Какой процесс ты только что прошел?
Торн сглотнул.
— Нервная стимуляция прямого типа.
— Почему?
— Часть обучения искусству дознавателя. Мы должны сами уметь противостоять техникам допроса.
— Понятно, — Гравенхольм полистал папку. — До процесса тебе дали запомнить определенные данные. Опиши мне их содержимое.
— Нет.
Гравенхольм посмотрел Торну в глаза.
— Расскажи мне, кадет Торн.
— Я этого не сделаю.
— Понятно. Это все.
Санитары вернулись в комнату и покатили Торна наружу.
— Я прошел, сэр? — спросил он.
Это были непрошеные слова, которые он выпалил без задней мысли. В ответ Гравенхольм просто проводил его взглядом, перевернул страницу в папке и начал делать пером какие-то заметки.
Во второй раз Торн не был готов.
Он знал, что стимуляция нервов повторится. Но было и другое. Он видел пикт-изображения разрушения и смерти, горящие города, людей, которых убивали и уродовали, и все это перемежалось записями с ним самим. Там он делал вещи, которые не мог вспомнить. В темной комнате люди кричали на него, требуя сознаться в измене и связи с ведьмами и чужими. Он просыпался на хирургическом столе, врачи описывали мутации, которым, по их словам, он подвергся. Он не знал, где заканчивается нервная стимуляция и начинаются его собственные мысли.
Он неоднократно видел Гравенхольма. Возможно, это была какая-то пикт-запись, возможно, кошмар. Возможно, он действительно там был. Но теперь Торн снова находился в световом кубе, на сей раз на больничной каталке, и в его руках торчали внутривенные трубки.
— Как тебя зовут? — спросил Гравенхольм.
Торн закашлялся и выгнулся от боли. Нервная стимуляция на этот раз была подведена к его позвоночнику, и там, где зонды прошли между позвонками, теперь горели точки боли.
— Торн, — сказал он. — Торн. Экспликатор-кадет.
— Понятно. Какой процесс ты прошел?
— Я не… Я не могу точно ответить.
Гравенхольм сделал несколько отметок. Он не изменился с первого цикла тренировки.
Машина все еще дышала вместо него, и лысая морщинистая голова все еще наклонялась под странным углом, чтобы смотреть на Торна поверх очков.
— Тебе дали запомнить данные. Расскажи мне их.
— Нет.
Гравенхольм сделал еще одну запись.
— Если не расскажешь, процесс будет проведен повторно. Начнется дальнейшая нервная стимуляция.
