Риск для любого наемника был вездесущ - наследие Войны Кинжалов, ведь старые шпионские сети раскинутые по всему Материку остались целыми кусками, образуя собственные шайки и обосабливаясь. Но если умело пользоваться этими плодами смут, то можно неплохо набить кошелек, продавая чужие шкуры на выделку мясникам из инквизиции или тайных канцелярий.
Vlos'Velve, по которому «ловца удачи» признал Тард, был из того рода оружия, что не раз меняло хозяев. Слухи о подобных остатках кузнечного мастерства темных эльфов ходили самые невероятные. Былые обитатели подземных дебрей под Лароном ранее занимали почетное место первых в искусстве убийства и многие считали, что это происходило благодаря особенному оружию. Занижая меж тем мастерство рук, которые его держали и мрачную изобретательность умов, направлявших клинки.
Привычка видеть магию там, где ее на самом деле не было, шла только на руку темным эльфам. Если в таких кинжалах и было немного традиционного для прошлых веков колдовства, то самая малость. Основную роль играло виртуозное искусство оружейников создавать удобное, функциональное и очень надежное оружие, а также понимание всех этих тонкостей его обладателем. Это было с успехом перенято обитателями острова Палец Демона, чьи кузнецы не гнушались обучения у других. Они терпели все и по крупицам выносили бесценные знания темных эльфов, преодолевая унижения и рабский труд подмастерьев, место которых приходилось получать в бою с остальными претендентами. Но их оружие, после падения темных эльфов, названного «Исходом», когда остатки некогда могущественного народа перебрались в Пепельные Пустоши, стало тем самым непостижимым для простого воина инструментом смерти, который мог дать достаточно преимуществ только в умелых руках.
Многие ругали самобытные техники боя обитателей острова Палец Демона. Церковь Фелара даже создала несколько трудов, доказывающих, что их клинки - богомерзкие творения привнесены из-за граней миров демонами, а место сотворения «есть перст владыки shar'yu'i, указывающий на мир света». Однако остров и по сей день сохранял свою независимость, не смотря на все внутренние распри. Несколько попыток завладеть им привели к чудовищным потерям.
Единственное, что утешило незадачливых королей и стратегов в те далекие времена, так это то, что удалось захватить несколько образцов оружия, которое позволило создать ружья и пушки, а алхимикам разгадать секрет пороха. Однако все это вяло использовалось из-за засилья магии в верхах. Чародеи видели в этом смертоносном детище алхимии своего соперника, что объясняло очень медленное развитие оружейного искусства. К тому же, многие владыки по-разному видели судьбу военного дела. Отчего на одном поле иногда сталкивались шпаги и двуручные мечи, ростовые луки и фитильные ружья. Уравнивать шансы помогала магия, но во время победы все равно пили «во славу нашего оружия!», но не в благодарность боевым магам. Но, постепенно, после восходи Ta'Erna, когда улеглись смуты и главную партию заиграла дипломатия, мир снова возвратился в свое единство, открылись границы и это помогло всем словно шагнуть дальше во времени, следуя за этой радугой во все небо.
Остатки же прежнего времени, названные Окулюсом Берсом «осколками» в одной из его многочисленных книг, продолжали бродить по Материку, постепенно обрастая слухами и догадками, которые порождало незнание. В том числе барды распевали по северным границам баллады посвященные одному убийце, темному эльфу, в руках которого был магический клинок, отправивший на тот свет бесчисленное количество душ. Карнаж столкнулся с ним, когда один известный чародей, Рэйтц из Красных Башен, весьма нетерпеливый и взбалмошный последователь стихии Огня, который и в век Объединенной магии напирал на то, что вся сила и истинное могущество могут быть дарованы лишь одной стихией, нанял этого убийцу охотиться за «ловцом удачи». Причина коренилась в подозрительности архимага, который, из-за задержки наемника, считал, что его заказ полукровке кто-то перекупил, забывая о сложности задания и нужном на его выполнение порядочном количестве времени.
Феникс с улыбкой вспомнил о том, как в страхе бежал от своего преследователя.
Скрыться никак не удавалось, слишком искусен был «охотник». Поэтому ученик Киракавы последовал давнему наставлению старого учителя и решил встретить своего врага должным образом: в лицо и не озабочиваясь прелюдиями.
Темный эльф с самодовольным видом стоял возле кухни в трактире, подпирая спиной балку. Потягивая эль, он напускал страху на бедного хозяина заведения, который дрожал всем телом при мысли о том, кто был перед ним. Глаза убийцы лениво обшаривали общий зал с удобной для обзора позиции - в такую холодину, которая стояла в Подводных Пещерах той зимой, особенно приятно было устроиться ближе к жаровням.
Трактирщик недолюбливал пусть частого, но опасного постояльца и не преминул уведомить Карнажа о появлении темного эльфа, тем более за это было щедро заплачено. Феникс вошел и направился прямо к убийце, который выдавил хищную улыбку, завидев свою цель, что сама явилась на убой.
Прославившие его в песнях барды и трубадуры сыграли с убийцей злую шутку, как и время, из которого он явился, последовав за переменами, но не изменившись сам. Уничтожая своего врага обитатели острова Палец Демона, откуда был учитель Феникса, не тратили времени на прелюдии. А слава и известность заставили тщеславие темного эльфа изрядно удлинить их, чтобы было что еще сочинить о нем поэтам. Расцвет изящества и церемоний там, где быстрота и ловкость решали суть дела, были губительны. С падением темных эльфов утратились многие особенности, которые делали их манеру убийства непредсказуемой и стремительной, пощадив лишь непревзойденное искусство боя и владения клинком.
Феникс оказался немного известен в своих кругах и мог стать неплохой регалией в длинном списке жертв, которые были убиты с легкостью, что тешила самолюбие темного эльфа. Намечался неплохой поединок, но… кружка эля упала на пол и разбилась, а убийца медленно съехал по стене на пол с засевшим в груди шабером полукровки. Стилет пробил кольчугу, едва темный эльф успел что-то сказать. Ошеломленный трактирщик зажал рот ладонью, чтобы не крикнуть, и во все глаза смотрел, как «ловец удачи» деловито обшарил карманы убитого. Бросив в угли жаровни письмо с печатью Рэйтца, «ловец удачи» вернул свой шабер в ножны, деловито вытерев кровь о воротник темного эльфа, и, прихватив Vlos'Velve, ушел, запахнувшись в свой плащ.
Дерзость и подлость этого убийства вызвала возмущение у бардов, и на голову полукровки посыпались, как из рога изобилия, насмешливые песни одна злее и ядовитее другой. Но, с тех пор, многие предпочли не связываться с «ловцом удачи». Особенно учитывая то, что через некоторое время самого Рэйтца нашли задушенным, вдобавок со сломанной шеей в собственном замке. Однако заказ архимага был выполнен и валялся у его ног. После этого насмешек в песнях разом поубавилось, как и бардов желающих их исполнять.
