— Снорк, — прошептал Олег и не услышал собственного голоса.
— Как белку! — удовлетворенно усмехнулся Бодун, когда одно из стекол противогаза, похожее на огромный круглый глаз, взорвалось окровавленными осколками.
Мертвый снорк сделал еще три шага назад и, раскинув руки, упал на спину.
— Перезаряжаю, — предупредил Митрич.
— Тьфу, мать! Я тоже, — откликнулся Бодун. — Прикрывай, как там тебя?
— Камень, — отозвался уголовник.
Два пустых автоматных рожка упали в подсумки.
Снорк, раненный одним из первых выстрелов, был уже рядом. В ближнем бою мутант вел себя как собака: передвигался на четырех конечностях и как будто обнюхивал землю коротким шлангом. И рычал. Если б не автомат в руках, Олег заткнул бы ладонями уши, чтобы не слышать этого злобного рычания; в котором нет-нет, да и проскакивали человеческие интонации.
— Ты на кого тявкаешь, тварь! — огрызнулся Камень. — Джульбарсы в роду были? — Автомат огрызнулся вслед за хозяином — раз, другой, третий — и вдруг замолчал, словно захлебнувшись ненавистью. — Переза… М-мать, некогда!
Левой рукой он выхватил из-за пояса пистолет и сделал два выстрела. Первая пуля угодила снорку в плечо, вторая располосовала бедро, но на поразительную скорость мутанта новые раны не повлияли. Молниеносное движение — и пистолет Камня летит в кусты, а сам Камень, матерясь, зажимает между коленями отбитую, если не сломанную руку.
— А ну легли оба! — страшным голосом крикнул Бодун. Камень и Митрич рухнули как подкошенные. Снорк, наоборот, оттолкнулся руками от земли и привстал, чтобы нанести новый удар. Но не успел. Выпущенная Бодуном очередь прошила его туловище. Метра на три вокруг от того места, где остановился мутант, стебельки и листья чахлой болотной растительности покрылись каплями темно-красной росы.
Агонизирующий снорк завыл так, что Олег зажмурился. Когда что-то шлепнулось рядом с ним, он снова открыл глаза и увидел руку, но не всю, а только кисть и часть предплечья. Она лежала в мелкой лужице под ногами у Гарина, и там, где рука неожиданно заканчивалась, лужица постепенно становилось бурой. Запястье обхватывало что-то вроде широкого браслета, и в том месте, где грязь смыло водой, можно было разобрать, что браслет связан из шерсти, а узор вязки чем-то напоминает узор на свитере, который сейчас надет на Олеге. Сквозь ссадины, покрывавшие ладонь, проступала линия жизни, оборвавшейся только что, несколько секунд назад. Мизинец и безымянный палец на отстреленной руке еще шевелились. Они сгибались и разгибались. Сгибались и разгибались. И когда они сгибались, два ногтя, отросших до состояния когтей, впивались в ладонь. Поэтому кончики ногтей были красными.
Эта картина была такой невозможной и в то же время настолько реальной, что Олег впервые с начала боя нажал на спусковой крючок. Автомат в его руках дернулся трижды. Очереди вошли в землю треугольником, потом рука Гарина дрогнула, и еще две пули унеслись в затянутое тучами темно-серое небо.
— Э! Ничего, что мы тут стоим? — обернулся к Олегу Митрич. — Ты куда лупишь, ирод? Ну-ка брось автомат!
Гарин послушно разжал пальцы и зашипел от боли, когда ствол ударил его по носку ботинка.
Митрич с восхищением вытаращил глаза.
— Ну ты, студент, совсем того… Я сказал — мне брось!
Со второй попытки Олег выполнил приказ. Митрич поймал автомат за ремень и приставил к ноге.
— Так спокойнее, — прокомментировал он.
— Я не студент. Я даже не аспирант. Я младший научный сотрудник, — строго сказал Олег, разумеется, только в своем воображении. Пожалуй, ни разу в жизни он не чувствовал себя настолько неуютно.
— Так что там с третьим? — спросил Бодун. — Ты показывал трех. Сбежал? — Да нет, тут он. — Митрич снова прислушался. — Только не шевелится. Вон там, прямо за вертолетом. Наверное, жрет кого-то из летчиков. А может, испугался или по нужде присел. Хотя у меня, к примеру, это случается одновременно. Ну-ка, пригнулись! — Сталкер достал гранату. — Ты, студент, можешь стоять. Ради таких, как ты, дедушка Дарвин и придумал естественный отбор.
После этих слов Гарин не то что пригнулся — упал ничком, не выбирая, где сухо, а где сыро. Взрыв гранаты он не столько услышал, сколько ощутил телом. На пару секунд наступила полная тишина. А потом на Олега обрушилось небо. Небо было тяжелым и воняло протухшей рыбой.
«Это все, — подумал Олег. — Я умер. Господи, прости».
От мыслей о душе Гарина отвлек возбужденный возглас Митрича:
— Ничего себе! Видели, да? Высоко пошел, к дождю! Студент, ты там жив еще?
Олег приоткрыл один глаз и увидел чей-то ботинок.
— Ну-ка, взялись, — скомандовал Бодун, и вдавившая Олега в землю тяжесть исчезла.
Запах тухлой рыбы не пропал, но дышать стало легче.
— Эй, ты в сознании? Глаза открыть можешь? — спросил в самое ухо Камень.
— Могу.
Олег открыл глаза и тут же об этом пожалел. На земле рядом с ним лежал снорк. Меньше полуметра отделяло лицо Гарина и маску противогаза, из оборванного шланга которой тонким ручейком стекала кровь. Маска была задрана кверху, поэтому Олег не мог видеть глаза снорка за мутными стеклами, и это был большой плюс. Зато он видел подбородок и оскаленные зубы, торчавшие из темно-коричневых десен. Через мгновение Олег понял, что губ у снорка нет вовсе, а то, что он принимал за них, — это черви. Жирные дождевые черви, есть которых, согласно вдолбленной в память инструкции, полагалось живыми.
«Это уже слегка чересчур», — успел подумать Олег, прежде чем его вырвало.
— Почему они все в противогазах? — как ни в чем не бывало спросил Камень. — Не для защиты же от ядовитых испарений. У них вон даже фильтрующих коробок нет.
— Да никто толком не знает, — признался Бодун. — Есть версия, что рож своих стесняются.
— А дай-ка я взгляну.
Увидев, как рука Камня взялась за шланг противогаза и потащила маску вверх, Олег зажмурился и сделал три глубоких вдоха, пережидая повторный позыв к рвоте.
— Да-а… — протянул Камень. — С такой харей я бы тоже стеснялся.
— Помогите мне встать, — не размыкая век попросил Олег и наугад протянул руку.
— Разучилась пить молодежь, — вздохнул Бодун.
Когда Гарину помогли подняться, он не сразу встал на ноги, а вначале отполз на четвереньках подальше от мертвых снорков и их фрагментов, подальше от запаха тухлой рыбы и свежей рвоты. Только после этого он открыл глаза и медленно встал.
— О! А я думал, он тебя укусил, и ты сам в снорка превратился, — обрадовался Митрич. — Противогаз примерить не тянет?
