поляне, окружённой высоченными деревьями. Вечернее солнышко дарило последние тёплые лучики, свежий ветерок обдувал лицо… В общем, благодать.
Портил всё только крест, к которому я был привязан. Трудно наслаждаться природой, когда верёвки впиваются в руки и ноги, а боль огнём растекается по одеревеневшей от неподвижности спине.
Напротив, прямо передо мной, стоял старик со всё тем же камнем в руках. Не могу сказать, что я испытывал к нему хоть какие-то тёплые чувства, после того как он презлым заплатил за предобрейшее, напав на меня исподтишка. Вот и помогай после такого людям.
Заметив, что я очнулся, старик поднял над головой драгоценность и произнёс:
— Здесь, в священном месте айнуров, под сенью тысячелетних древ… Я, властитель камней, силой атрибута повелеваю: открой свою истинную сущность! Назови себя!
Прозвучало всё это пафосно и внушительно — я проникся, врать не буду. Властители камней меня до этого момента не допрашивали, хотя в прошлой жизни многие пытались узнать мою «истинную сущность».
Старикан смотрел очень внимательно, видимо, ожидая, когда я уже начну колоться. Однако ни тысячелетние древа, ни какие-то айнуры, ни даже непонятная сила атрибута не пробудили во мне ни малейшего желания рассказать о себе правду.
— Дедушка Хольд, ты как себя чувствуешь? — ласково спросил я.
Что-то мне подсказывало, что грубить старику сейчас — это не лучшее решение.
— Ни одна тварь, ни один демон, ни один паразит из иных планов бытия не может лгать в этом месте, — Хольд недоверчиво посмотрел на меня. — Как тебе это удаётся?
Что же, теперь у меня, можно сказать, есть справка, что я не демон, не паразит и даже не тварь, поскольку никаких проблем с тем, чтобы соврать, я не испытывал. Однако говорить об этом, конечно же, не стоило.
— Возможно, дело в том, что я не вру?
— Ты думаешь, я идиот? — вдруг закричал старик. — Я видел, как ты двигаешься!
— Не понимаю, о чём ты, Хольд…
Я и правда не понял, что имел в виду старик.
— Когда-то давно, — он перешёл с крика на почти что шёпот, — во время путешествий по Чёрным Пескам, к каравану под моим командованием прибился подросток, почти мальчишка…
А дед-то, оказывается, не так прост. Один из наркош назвал его отшельником, сам я посчитал его деревенским лекарем, а он, получается, из наших — военный человек.
— Позже выяснилось, — продолжил старик, — что мальчишка этот пристал к нам не случайно. Его послали достать вещь, которую мы перевозили… В одну из ночей, почти под утро, он напал на охрану и перебил половину десятка, пока мне не удалось обездвижить его чарами. Уже потом, через несколько лет, я узнал, что таких бойцов называют певцами смерти… Превосходные убийцы, которых готовят чуть ли не с рождения…
Ну, напасть под утро — это вполне разумно. Самое мёртвое время, когда даже у бдительных часовых слипаются глаза. Правда, непонятно, к чему сейчас этот рассказ?
— Это всё, конечно, очень интересно, — сказал я, — но, может, сразу перейдём к той части истории, где ты меня развязываешь?
— Я навсегда запомнил, как двигался тот парнишка, — старик не удостоил вниманием мои слова. — Стремительно, смертоносно, даже грациозно… Точно так же, как ты сегодня.
Я молчал, не зная, что сказать. Подумалось только, что пафос здесь, похоже, любит не один старик… Певцы смерти — звучит, конечно, очень здорово и даже немножко поэтично, но вот с подготовкой у них всё не так уж радужно, раз я сравнялся с ними, будучи в совершенно неприспособленном для таких дел теле.
— Феликс был хорошим мальчишкой, и его никто и никогда не учил убивать. Поэтому я спрашиваю, кто ты? Ведь ты просто не можешь быть моим воспитанником.
— Послушай, — запястья саднило всё сильнее, — я не знаю! Помню только, что очнулся в твоей пещере, а что было раньше мне неведомо!
— Как ты сумел сотворить заклинание? Откуда в тебе магический дар? Кто ты, псиная свора тебя раздери?!
— Да я просто запомнил слова, которые ты произнёс, а затем повторил их! Глупость сделал, согласен, больше так не буду…
Почему-то захотелось добавить «честное пионерское», но я сдержался.
— ЭТО НЕВОЗМОЖНО! — прокричал старик. А потом, восстановив дыхание, уже гораздо спокойнее сказал что-то непонятное: — Нельзя придать чарам словесно-знаковую структуру, пока магистральные контуры магического ядра не очерчены ограничительными каналами.
— Можно чуть-чуть попроще? — попросил я. — Так, чтобы даже мне было понятно.
— Нельзя сотворить заклинание, пока дар не запечатан, — он снова опустил ворот, продемонстрировав круглую печать. — В диком состоянии доступны иные силы, но не классические колдовские формулы… Однако ты не только произнёс формулу академических чар, но и сумел добиться результата! Я спрашиваю, как ты это сделал? И кто ты, красная гниль тебя побери?!
Я тяжело вздохнул. Как говорится, эта песня хороша — начинай с начала.
— Я ничего не помню и ничего не знаю ни про магию, ни про заклинания, ни про чары… То, что получилось, было случайностью…
— Не верю, — сурово произнёс чародей. — Теперь я знаю, что ты не Феликс… Ты убийца и лжец… А раз так, то нельзя рисковать…
Камень в руках старика стал чернее ночи, и я вдруг отчётливо понял, что следующего заклинания уже не переживу. Сейчас меня будут убивать, и пусть смерть теперь вовсе не обязательно означает конец, умирать всё-таки не хотелось. Мало ли, вдруг ещё одного шанса не будет.
— Постой, Хольд! Возможно, ты прав! Возможно, я не тот Феликс, которого ты знал, которого любил и о котором так сильно заботился, но не смог уберечь… Однако ты сам признал, что я не демон, не тварь и не паразит, так? А значит, никакой угрозы не несу, правильно?
Я старался говорить как можно более убедительно. Так, как учили — воздействуя разом и на центральный путь убеждения, и на периферийный. На логику, указывая на бесспорные для старика факты, и на эмоции — через воспоминания и чувство вины.
Хольд немного опустил руку со своим «оружием» — похоже, слова подействовали. Что же, против психологии не попрёшь, даже если ты колдун и властитель камня.
— Я не несу угрозы, — повторил я, чтобы закрепить эту мысль в мозгу собеседника, а затем вбросил новый тезис: — И, более того, ты сам видел, на что я способен… Не знаю, откуда это во мне, но я могу помочь тебе защитить Эльзу и Тори!
Наверняка сейчас именно судьба девчонок волновала старика больше всего, поэтому стоило надавить на эту точку. Кроме того, я и правда готов был их защищать —
