по мосткам, через затопленный двор, ориентируясь на переливы музыки красного квартала. Карманы горели от денег, глотка пересохла без выпивки, неомрачённый инородными составами, разум всё ярче подмечал никчёмную серость бытия. Даже не закрывая глаза, он представлял себе голых женщин, что подарят ласки, яркие вспышки гирлянд, блеск разлетающейся мишуры. Но где-то в глубине, за мишурой желаний, он продолжал слышать плачь. Дело было сделано, очередной трудный путь, не раз грозивший смертью завершился триумфальным возвращением, и наставала пора отдыха. Отдыха, с большой буквы, и в полную силу. Бесконтрольного блуда, и беспробудного сна, обновок и бессмысленных трат. До первой рюмки оставалось всего пара кварталов, когда на взгляд попался небольшой закуток.
Тёмный, и ничем не приметный для того, кто не испытывал горя. Для него, он был словно отмечен краской. Блеск одиноко горящей свечи, силуэты идолов, треугольные конверты скреплённых кровью таинств, миска никем не тронутых патрон. Силуэт мертвеца, решившего досрочно покинуть мир. Всего мгновенья, одного взгляда было достаточно чтобы разрушить и без того непрочную иллюзию. Свет софитов померк, сдулись шары, стаканы наполнил песок, остыли взбитые перины. Озлобленно оскалившись, опустив руки в карманы, мужчина прибавил шагу, безвозвратно решив, что начнёт с тяжёлых наркотиков.
Предвосхитив самые смелы ожидания дилера, заплатив за аренду как за покупку, распахнув двери для всех, кто готов был сорваться с края пропасти, Фокус вскинул бутылку, вызвав одобрительный рёв гостей. Киловатты музыки, блюда на любой вкус, каскадёры в роли аниматоров, досуг, подразумевавший кровопролитие и стальная клетка, для особо весёлых.
***
Выдохнув переливающийся искрами дым, отец откинулся на спину, приземлившись на колени обнажённых блудниц. Один за другим, четыре стальных троса лопнули, и больше нечем не удерживаемый, оторвавшись от стен, потолок начал быстро подниматься вверх. Приникнув грудью, девушки принялись целовать покрытую шрамами кожи. Бесцеремонно оттолкнув закрывшую обзор, кучерявую голову, Фокус с восхищением воззрился на гигантов, заглядывающих под крышу дома. Одутловатые лица, лишь от части имели в себе черты человека, в основном состоя из пульсирующей плотью. Цепляясь за головы, разрывая кожу, когтистые лапы оттягивали гигантов назад, но на место одного, вставали сразу несколько новых, начинающих медленно клонится к заметившему их человеку. Громогласно смеясь, отец подобрал чей-то пистолет, и дважды выстрелив в потолок, загоготал громче прежнего. Возликовав, скачущие в такт музыке толпы, вскинули руки, и длинные стебли пальцев устремились к блестящему серебром небу.
С разбегу запрыгнув в объятья самого мускулистого из встреченных парней, дочь схватила его за горло, принявшись душить. Запоздало реагируя на нападение, от удивления выпучив глаза, качок развернувшись на месте, и с силой приложил девушку о стену. Ослабив хватку, но, всё же удержавшись, она зло ухмыльнулась, после чего впившись в избранника губами, хватаясь за мебель и людей, потащила его в одну из комнат второго этажа.
Опрокинув очередную стопку, сын что-то ответил на замечание собутыльника, рассмеялся, не согласившись, привёл веский аргумент, а затем, всё же согласившись, не будучи убеждённым, налил новую. Только что сказанные слова, исчезли, оставив после себя лишь смутное послевкусие. Парень напрягся, попытавшись вспомнить, о чём был разговор, но не смог даже отличить собеседника, среди недавно подсевших за стол собутыльников.
Под многоголосое улюлюканье, выхватив микрофон у солиста, Фокус принялся орать видоизменённые, наполненные матом, лозунги новой власти. Ответом ему было безизменное.
– Нахуй!
Уличив пару присутствующих в недостаточно громком оскорблении власти, он направился к виновникам, разгребая толпу, а достигнув цели, был бит. Поверженный после первого удара, отец лишь осклабился и, выхватив из-под кого-то барный стул, обрушил его на спину смеющегося победителя. Завязалась бессмысленная и кровопролитная драка, поначалу поддерживаемая и распыляемая пьяными выкриками, но резко закончившаяся, после того как залитый кровью незнакомец взялся за нож.
Необременённый раскаяньем, отец вывалился из толпы и, сорвав с себя заляпанную кровью рубашку, подсел к сыну. Звон соприкоснувшихся стаканов, резкий выдох, звон опустевшей тары о дальний угол, над головой вырубившегося тусовщика. Накинув руку на плечо сына, родственник потащил его куда-то в направлении кухни. Отвернувшись, скрывая отвращенье, улучив момент пока мужчина употреблял щепотку белого порошка, парень выскользнул и, пройдя сквозь людей, остановился у грязного, зарешёченного окна.
Еле освещённые немногочисленными фонарями, улицы утопали в полумраке, в то время как над ними тянулись ярко подсвеченная эстакада, построенные на случай экстренной переброски войск к мосту, ведущему на ту сторону реки. Чёрный дым над безустанно коптящими теплостанциями, серая дымка грязных облаков, десятки дронов, роящиеся на задворках корпоративного центра. Пронзая тёмное небо, прожекторы скрещивались над городом, будто бы давая ориентир для сброса стратегических боеголовок. Несколько перемигивающихся огней на вершине массивного здания, подсвечивающих сорванный герб мёртвой страны.
Взгляд дрогнул, и мысленный взор обернулся в прошлое. В те дни, когда отрываясь от домашнего задания, гладя кота, он смотрел за окно, мечтая поскорее удрать на футбольное поле. Яркая зелень, освещённая клонящимся к закату солнцем, немногочисленные пушинки уже отцветшего тополя, возгласы товарищей по двору, запах хлеба из пекарни, шаги и негромкие разговоры родителей, то и дело прерывающиеся на весёлый смех.
Перекинутая через плечо, длинная, жилистая рука похлопала по груди. Хмыкнув, не понимая на что можно смотреть, когда вокруг ходят такие женщины, чувствуя, что родственник нуждается в помощи, отец протянул руку с несколькими таблетками. Тяжело дыша, с трудом сдерживаясь от того чтобы не взяться за маску, увидев другой путь, сын без промедления ступил на него. Одобрительно гыкнув, отец снова похлопал его по груди, и с чувством выполненного долга, направился вслед за красивой, полуголой мадам.
Усевшись в небольшое кресло, вынесенное из какой-то больницы, парень откинулся на спинку, с нетерпением ожидая, когда отступят все печали. Первым что он заметил, стала перенастройка яркости. Тёмное, погрузилось в непроглядный мрак, а светлое, начало слепить. Обмякшие конечности, потеряв вес, слились с креслом в единое целое. Одежда, неподъёмно отяжелев, мешала сделать новый вдох. Всё стало невообразимо чётким и контрастным…
Лучше не становилось. Он по прежнему чувствовал давящую и терзающую… Мерзкую и удручающую… Щемящую сердце от безвыходности и бессилия… Всё светлое, стало слепяще ярким, тёмное, непроглядно чёрным. Отчий дом, путь к которому уже не найти, покрылся гарью и копотью бесчисленных пожаров. Родной батальон, разбитый и рассеянный без помощи врага, улёгся спать, укрывшись одеялами из дёрна и опавшей листвы. Долгие дни скитаний, слились в цепь однообразных дней, голода и холода, сырости и усталости. Заветная встреча с тем, кто в своём отчаянье, принял его за своего потерянного сына. Ставшая концом его совести, и началом новой жизни, в которой он снова был кому-то
