готический шпиль с крестом, проплывшие над дорогой где-то слева, лишь усиливали впечатление. Но, вопреки ожиданиям, Захар не свернул к церкви, а проехал чуть дальше и где-то через две сотни метров остановился у забора перед двухэтажным деревянным зданием.
Его я почему-то вспомнил сразу: в моем мире оно стояло на этом же месте и сто с лишним лет спустя. Разве что выглядело иначе — древним, усталым, с заколоченными на первом этаже окнами. С облупившейся и потускневшей от времени краской и ржавой металлической крышей — да еще и просело посередине так, будто всерьез собиралось рухнуть.
Зато здесь его построили совсем недавно. Может, не вчера, но вряд ли больше нескольких лет назад. Стены стояли ровно, все, что могло блестеть — блестело. И даже желтая краска на досках смотрелась свежо, а среди окружающей дом мокрой серой дымки тумана, пожалуй, даже задорно и как-то жизнерадостно.
Если бы не солдаты у калитки, я бы подумал, что это дача какого-нибудь художника, архитектора или поэта — но сейчас здесь безраздельно властвовал Орден Святого Георгия.
— Сюда, ваше благородие.
Захар заглушил мотор и выскочил наружу, явно намереваясь открыть мне дверцу — но я, конечно же, справился быстрее. Через несколько мгновений мы уже обогнули дом и, поднявшись на крыльцо, прошли мимо караульных внутрь. Никакого электричества внутри, похоже, не имелось, и после темноты коридора огонь в камине показался настолько ярким, что я не сразу смог разглядеть людей в гостиной — только силуэты, один из которых показался знакомым.
— Это ты, гимназист?.. Ну, как говорится — добро пожаловать и милости прошу. — Дельвиг, не поднимаясь из кресла, указал рукой на стол. — Погляди, что тут у нас нашлось.
Нитсшест я узнал сразу — и даже на мгновение успел подумать, что на столе перед Дельвигом лежал тот же самый, что его преподобие спалил на моих глазах. Но таких чудес не бывает в этом мире, и чужое темное колдовство не восстало из пепла. Да и череп оказался другой — вытянутый и заостренный. Похоже, птичий. Впрочем, уродливая игрушка меня интересовала мало: ее наверняка сделал тот же самый неизвестный мне заклинатель.
И с теми же самыми целями.
А вот к людям в зале определенно стоило присмотреться: парочка оказалась колоритная. Я ожидал увидеть еще нескольких георгиевских капелланов, солдат или офицеров с пурпурными погонами. Или кого-нибудь из полицейских чинов. Но оба гостя Дельвига были одеты в штатское — да и не слишком-то напоминали служивых.
Первый — чуть смуглый черноволосый мужчина с залысинами. Я уже понемногу привыкал к полумраку, и все же пока не мог даже предположить, сколько ему лет — то ли тридцать с небольшим, то ли хорошо за пятьдесят… В неброской внешности явно проглядывало что-то южное, кавказское, хоть и разбавленное изрядным количеством местных кровей: незнакомец унаследовал от кого-то из предков внушительных размеров нос с горбинкой и густые брови, почти сросшиеся над переносицей.
Близко посаженные глаза оказались не карими, как я ожидал, а скорее серыми, стальными — да и взгляд был под под стать: внимательный и цепкий. Не сердитый, но какой-то настороженный и колючий, будто его обладатель ничуть не обрадовался моему появлению — и даже наоборот. А может, всегда смотрел так… Незнакомец всем своим обликом изрядно напоминал какую-то хищную птицу, а строгий костюм лишь усиливал впечатление, в отсветах пламени камина превращаясь в темное оперение.
— Князь Виктор Давидович Геловани, статский советник, — представил его Дельвиг. — А это…
— Вольский, Петр Николаевич.
Второй гость не стал дожидаться и сам вскочил с дивана, схватил мою ладонь обеими руками и принялся трясти так, будто всерьез собирался оторвать. Это казалось настолько странным и неуместным, что я даже успел засомневаться, не пытается ли уважаемый Петр Николаевич так странно пошутить — но нет, он, похоже, был немыслимо серьезен.
Впрочем, улыбку вызывал даже сам его вид: угловатый, худощавый и неуклюжий, в светлом плаще не по размеру и мокрой твидовой шляпе с обвисшими краями, которую Вольский так и не снял, хоть и находился в помещении. На вид ему было не так уж много лет — где-то шестьдесят с хвостиком, но мне почему-то сразу захотелось назвать его старичком.
Не стариком, а именно старичком — то ли из-за седой всклокоченной бородки, то ли из-за слегка запотевшего пенсне на носу, за которым подслеповатые болотного цвета глава казались втрое больше. А может, из-за землистого оттенка кожи на лбу и щеках — Вольский выглядел так, будто то ли изрядно устал, то ли уже давно страдал от какой-то хронической болезни.
Но если неведомая хвороба и вытянула из бедняги силы с остатками молодости, то жизнерадостности уж точно не лишила: двигался старичок весьма и весьма бодро, хоть и с грацией деревянной куклы — да и улыбался так, словно прямо сейчас наблюдал перед собой что-то до неприличия забавное.
В общем, был абсолютной противоположностью первого гостя Дельвига, строгого и молчаливого. И в манерах, и в самой внешности Вольского имелось что-то гротескное, словно он отчаянно пародировал сам себя, почти превращаясь в откровенно комедийного персонажа. На мгновение даже показалось, что я уже видел кого-то похожего. То ли на киноэкране в какой-нибудь старой комедии, то ли на карикатурах начала двадцатого века… а может, и вовсе в мультфильме. Что-то вроде слегка сумасшедшего ученого — только не обаятельного в своем гениальном безумии дока Эммета Брауна, а скорее улыбчивого и добродушного Айболита.
И ощущение меня, похоже, не обмануло.
— Сибирский императорский университет, профессор историко-филологического факультета… отставной, — продолжал тараторить Вольский. — Известный на всю нашу необъятную страну собиратель легенд и фольклора, автор превеликого множества книг и статей в журналах. Также имею честь быть близким знакомцем его превосходительства…
— Петра Николаевича попросили… попросили оказать помощь Виктору Давидовичу. — Дельвиг снова указал на Геловани. — И он любезно согласился…
— Ну как же, как можно отказать, если сам градоначальник обратился — лично! Дескать, никто кроме вас, милостивый государь, ровным счетом ничего не смыслит в подобном. И если уж отечеству непременно нужным мои особые познания… — Вольский явно собирался рассказать все сам, а не слушать других. — К тому же Парголовская мыза весной чудо как хороша! Даже если погода выдалась дурная — сложно отказать себе в небольшой прогулке перед завтраком. Только я, признаться, задумался — и бродил куда дольше, чем следовало… Только вошел, видите? — Вольский виновато улыбнулся и демонстративно подергал себя за отвороты плаща. — Как раз аккурат перед вами, уважаемый…
— Волков. Его благородие Владимир Волков. Учащийся Шестой петербургской гимназии и мой… протеже. И раз уж мы все теперь знакомы — могу ли я попросить вас, любезный Петр Николаевич, перейти, наконец, к
