– Его нереально сократить, там цифра дикая.
– Для нас дикая, для здешних бугров – гроши.
– Круто живут.
– Да уж покруче нас.
– Ты, я так понял, все и так и эдак продумал, говори уже четко.
– В общем, или мы платим только за твое лечение, и тогда я в кабалу на полный год улетаю, или отдаем все, что есть, и по итогам выйдет, что примерно пять месяцев нам здесь придется оттрубить. Или даже меньше – где-то выслужимся, где-то заплатим, месяца за четыре реально соскочить. Лучше варианта не вижу, я не хочу ссориться с местными, себе дороже может выйти. Стаб не из первых, но уважаемый, в конфликты не лезет, влияние у них повсюду неслабое, никто с ними не грызется, все стараются дружить. Дружить с ними выгодно, ты уж мне поверь.
– Четыре месяца… Но я на костылях, какой из меня работник снабжения?
– Да я уже о тебе намеки кидал, сказали, что в курсе, когда ты поднимешься, сроки устраивают.
– Даже хромого брать согласны? Это что же у них там за снабжение такое?
– Для Улья нормальные дела, втянешься.
– Сталкивался?
– Было дело, но не здесь. Везде все одинаково, плюс-минус чуток. Так я пойду? Надо же сказать, что мы согласны, а то счетчик тикает.
– Из больницы позвони.
– Да тут ногами три минуты.
– Ладно, иди уже. И это… ты кота моего не видел?
– Его хрен заметишь. Живет как партизан.
– Это почему?
– Забыл? Ты же сам сказал, что его надо привезти в стаб, где полным-полно злых собак. А я вот по пути вспомнил, что сынишка местного наиглавнейшего бугра на псинах помешан, тут у них целая стая. Плюс двойной периметр, и между ограждениями овчарки бегают, а они точно недобрые, других туда не берут. Куда твой кот ни подастся – везде засада и боль.
– Его Грета здесь подкармливала, но говорит, что второй день не видела.
– Так по кошкам загулял, то-то концерт ночью слышал, спать не давали. Ну так я пойду, или еще что спросить хочешь?
– Иди уже.
Карат не мог одним словом сформулировать, кем именно ему приходится Шуст. Тот направо и налево разбрасывался словом «друг», но это неправильно, тут все слишком неоднозначно. В самый первый день пребывания в Улье Шуст без долгих раздумий бросил Карата на растерзание опаснейшему монстру, но надо заметить, что сделал это из-за общей безвыходности ситуации и попытался при этом по мере сил помочь.
А затем вытащил его из залитого кровью Кумарника, не бросил тело, в котором едва теплилась жизнь, довез, позаботился обо всем. И то, что ухитрился уже здесь подставиться под впечатляющий долг, – ничего не меняло.
Подставился пьяный Шуст, а расхлебывать придется вместе. И это правильно, теперь иначе не поступишь.
Пока что ничего, кроме плюсов, от зачисления в специальную роту сталкеров Карат не видел. Тут попахивало отработанной системой, а это привлекало. Для начала пришлось доковылять до расположения – двухэтажной кирпичной казармы, которую правильнее называть общежитием, и представиться коменданту. Ворчливая толстуха не поддерживала всеобщей дамской привычки обзаводиться экзотическими именами и представилась просто Клавдией Андреевной. Она показала ему комнату на две койки:
– Вот эту занял дружок твой, Шуст который. Да только сомневаюсь, что этот прохиндей в ней ночевать будет. Оно и лучше – меньше стирки за этим засранцем. Так что бери любую.
Карат выбрал ту, которая по его мнению была удобней. И комната ему понравилась: небольшая, но тесной не назовешь, обставлена по последнему слову техники, даже компьютер есть, и вроде не из самых дешевых. Впрочем, в Улье многое, что прежде казалось дорогим, таким не является. Ценные в старой жизни предметы можно вагонами грузить, здесь это просто хлам, запасы которого неистощимы.
Далее пошел представляться командиру, но не застал. Зато застал его зама – мужика лет тридцати пяти с туповатым, будто заспанным, лицом и характерным прозвищем – Сурок. Тот и десятка слов не сказал, с ходу отправив за экипировкой. Не прошло и получаса, как Карат стал обладателем французского камуфляжного костюма, невесть каким образом оказавшегося в сокровищнице здешнего интенданта, и приличных с виду берцев непонятной фирмы. На случай непогоды выделили дешевый зеленый плащ, в такого же цвета компактном рюкзаке он мог на выездах держать свои пожитки.
Даже оружие дали. Правда, не ахти – всего лишь арбалет. На далеко идущий намек, что с такой штукой Карату обращаться не доводилось, зато в свое время повоевал с автоматом, ему ответили, что выданное могут прямо сейчас забрать обратно, а вместо этого предоставят машинку для закатывания широко раскатанных губ.
Ну да ладно, даже без ствола не так уж плохо подогрелся. И вроде как все это не вписывают в почти бесконечный список долгов – стандартный подарок новому снабженцу.
Покончив с делами, оценил местную столовую и тоже не разочаровался. Заявляться в нее можно трижды в день, без какого-либо графика, только обязательно вставляй выданную карточку в считыватель. Впечатление, будто попал в продуманный до мелочей конвейер, разница с первым встреченным стабом колоссальная.
Кормили без изысков, но неплохо. Уничтожив содержимое подноса, Карат вернулся в комнату, где завалился в койку с целью поспать как следует. Пусть организм усваивает полученное и чинит ноги, потому как за все эти удобства и блага придется расплачиваться, вечно отдыхающий хромой работник тут не котируется. Люди, которые легко могут поставить на неподъемный долг, умеют выдирать по рублю там, где несчастный лох и копейки не найдет.
Минимум четыре месяца кабалы на рискованной работе. Попал так попал. Ну да ладно, что уж тут поделаешь, пока все идет не так уж плохо, глядишь, и дальше жалеть не придется.
* * *
Первый раз Карат проснулся от очередной порции залпов. Батарея из трех самоходных гаубиц располагалась метрах в трехстах от казармы, их задранные стволы выпускали снаряд за снарядом в противника, который может находиться в паре десятков километров отсюда. По крайней мере отзвуки разрывов не доносились.
Может, сходить послушать на другую сторону? Там здание не мешает. Да ну его – ничего интересного, и смысла нет.
В кого они постреливают? Непонятно. Может, местное телевидение подскажет?
Нашел пульт, включил, уставился на экран. Там какой-то худющий мальчишка лет пяти-шести шепелявым голосом декламировал простенькое стихотворение, а возле него на задних лапках стояла беленькая собачонка с розовым бантиком и глупыми глазенками таращилась в камеру. Очевидно, Карат попал на программу детсадовской самодеятельности, и вряд ли здесь начнут рассказывать о целях для местной артиллерии – не по формату передачи.
