Минут через десять, задыхаясь и обливаясь потом, он увидел впереди стену. Добежав до нее, он вскинул руки вверх и принялся лихорадочно ощупывать стену. Почти сразу же левая рука провалилась в дыру. Отогнув лист пластика, Стинов подтянулся и протолкнул тело в лаз.
В парке по-прежнему никого не было. Стинов пристроил на место отогнутый край пластика со стереокартинкой и быстрым шагом направился к выходу.
В центральном проходе он зашел в зал видеоигр и, бросив взгляд на игровые аппараты, лишь один из которых был занят играющим, быстро юркнул в туалетную кабинку. Осмотрев себя в зеркало, он смыл со щеки пятно сажи, пригладил волосы, привел в порядок костюм и счистил грязь с ботинок.
Теперь уже неторопливой походкой праздно гуляющего бездельника он вышел в проход и встал на ленту движущегося тротуара, плавно скользившую в направлении лифтовой площадки.
Оказавшись, наконец, в своей секции, Стинов разделся и забрался под душ. Стоя под жесткими струями горячей воды, он старательно пережевывал две пастилки эфимера. Но вместо того чтобы дать успокоение, эфимер ударил по натянутым нервам новым кошмаром. Струи воды, вырывающиеся из дырочек душа, превратились в потоки крови, стекающие по обнаженному телу.
Выскочив из ванной, Стинов выключил душ и торопливо обтерся полотенцем. Забежав в свою комнату, он выдернул из стенной ниши кровать и голым нырнул под одеяло.
Стинов лежал, зарывшись с головой в одеяло. Сознание и тело его, парализованные запоздалым страхом, налились свинцовой тяжестью. Он был не в состоянии оценивать или анализировать происшедшее. Что бы ни случилось сейчас, он не смог бы двинуться с места. Ему хотелось забыться сном, глубоким и бесчувственным, но вместо этого все его обострившиеся чувства старались уловить и зафиксировать любую информацию извне.
Примерно через час Стинов услышал, как тихо щелкнул замок двери, ведущей в секцию. Шагов он не услышал и поэтому догадался, что пришел старик, – Марти с Карелой не умели ходить бесшумно.
Мысленным взором Стинов снова увидел Марти, прыгающего вниз с куском арматуры в руках, который он сжимал, точно карающий меч, Карелу, извивающуюся и визжащую в руках незнакомца в спортивном костюме. Было жутко сознавать, что их, возможно, уже нет в живых, и все же Стинов не испытывал ни малейших угрызений совести. Марти был обречен, но Карелу он пытался спасти. Если бы он уговаривал ее дольше, то просто разделил бы ее с Марти судьбу. Кому от этого стало бы легче?
В конце концов Стинов не заснул, а провалился в мучительное полузабытье, наполненное призрачными образами, сменяющими друг друга с калейдоскопической быстротой. Он снова бежал, пытаясь спастись от преследователей, прыгал, бил ногами в грудь бросившегося следом за ним человека… Монах, спокойно, по-деловому перерезающий горло второму противнику… Почему-то из всех остальных его подсознание чаще и четче выделяло образ монаха-геренита.
Стинов вскочил, откинув одеяло, как только услышал первый сигнал пронзительно запищавшего будильника. Проведя над часами рукой, он заставил их умолкнуть. Он сел на краю кровати, широко расставив ноги, провел ладонями по лицу, затем пригладил растрепанные волосы. Рука привычно потянулась к карману рубашки за эфимером, но, заметив это непроизвольное движение, Стинов одернул себя. Сегодня сознание должно быть ясным. Никаких галлюцинаций – нужно вернуться в реальность, забыть обо всем и жить как прежде, словно ничего не случилось.
Выйдя в коридор, Стинов на цыпочках подкрался к двери комнаты Марти и осторожно потянул за ручку. Дверь была заперта. Стинов хотел негромко постучать, но вспомнил о старике из соседней комнаты, который сейчас, возможно, стоит за дверью и прислушивается к звукам, доносящимся из коридора. Таиться как раз и не следовало, и он громко постучал в дверь.
– Марти, на работу не проспишь?
Не дождавшись ответа, он демонстративно хмыкнул и, старательно топая, пошел в ванную.
Приняв душ и побрившись, Стинов надел светлую рубашку с короткими рукавами и голубые брюки. Ботинки он надел те же, что и вчера, предварительно очистив их от золы и сажи, оставшихся после вчерашней прогулки. Мятый спортивный костюм он сунул в контейнер для грязного белья.
Перед тем как идти в отдел, Стинов, как обычно, зашел в закусочную на углу. Проверив свой счет, он убедился, что денег за работу для толстосума из сектора Галилея по-прежнему нет, и в целях экономии заказал яичницу с синтетической ветчиной.
В отдел Стинов пришел без опоздания, что случалось с ним нечасто. Прерывистые звонки инфо-сети и треск работающих принтеров, знакомые, успевшие надоесть и даже опротиветь лица сослуживцев, стандартные реплики, которыми приходилось обмениваться с ними, чтобы скрыть свою неприязнь, – вся эта привычная суета, облепившая Стинова, словно клейкая паутина, почти заставила его забыть о событиях прошедшего дня. Почти заставила поверить в то, что это был всего лишь дурной сон.
Но, вернувшись к вечеру домой, он снова уперся взглядом в закрытую дверь комнаты Марти. События безумного дня не желали отпускать его.
Стинов вошел в комнату, сел на стул и обхватил голову руками. Кто бы ни были те, кого он видел в секторе Ломоносова, им известно, что за ними подсматривали трое. Третий ушел, убив одного из них… Нет, двоих – они спишут на него и того, которого прирезал монах. Есть ли у них возможность отыскать его? Если бы Марти или Карела назвали Стинова, то за ним пришли бы еще вчера. Выходит, что они не знают ни имени Стинова, ни где он живет. И тем не менее они непременно станут его искать.
Устав перемалывать в голове одни и те же мысли, Стинов вышел в проход. Четыре часа он бесцельно блуждал по сектору, заходя во все встречавшиеся на пути кафе и бары. Он ничего не заказывал – просто сидел в углу минут двадцать, слушая разговоры соседей или глядя на телеэкран с выключенным звуком, на котором чаще всего мелькали кадры старых, знакомых всем и каждому фильмов, после чего поднимался и снова куда-нибудь шел. Среди людей ему было не так страшно, как в пустой секции с закрытыми дверями. Бесконечное мелькание сотен незнакомых лиц, кадров из фильмов, наслаивающихся друг на друга обрывков новостей и песенных ритмов, доносившихся из динамиков, в конце концов довело сознание Стинова до полного отупения. И только после этого он вернулся домой и завалился в постель.
Проснулся он среди ночи, разбуженный ударом в дверь. Выбитый замок, отлетев, больно ударил по голой ноге, высовывающейся из-под одеяла. Ослепленный вспыхнувшим ярким светом, Стинов увидел вначале только черные силуэты людей, ворвавшихся к нему в комнату. Когда глаза привыкли к свету, Стинов увидел, что все они одеты в темно-зеленые, наглухо застегнутые под горло короткие френчи. Форма, как и резиновые дубинки, появилась у комендантов секторов уже на памяти Стинова. Прежде они ходили в такой же одежде, как и все. Никаких знаков различия на форме комендантов не было, но, судя по тому, что сидела она на них ладно, точно подогнанная по фигуре, это были не дежурные с улицы.
