— Я должен был сделать это. Хотя бы раз.
И он ушел.
Несмотря на то, что солнце уже садилось, а моя семья наверняка волновалась обо мне, я сидела на дереве рядом с забором. Я пыталась понять, что почувствовала во время поцелуя, понравился мне он или же я была возмущена, но все, что я на самом деле могла вспомнить — это прикосновение губ Гейла и аромат апельсинов, которым все еще пахла его кожа. Было бессмысленно сравнивать это с множеством поцелуев, которыми я обменивалась с Питом. Я так и не поняла, был ли хоть один из них настоящим. В конце концов, я направилась домой.
На той неделе я управлялась с ловушками и приносила мясо Хейзелл. Но я не видела Гейла до самого воскресенья. Я придумала целую речь о том, как мне не хочется иметь парня и что я никогда не выйду замуж, но она мне не понадобилась. Гейл вел себя так, будто никакого поцелуя не было.
Возможно, он ждал, что я скажу что-нибудь. Или сама поцелую его. Вместо этого я тоже притворилась, что ничего не было. Но это было. Гейл разрушил какой-то невидимый барьер между нами и вместе с этим и все мои надежды на возобновление нашей старой и простой дружбы. Несмотря на все свое притворство, я так и не смогла смотреть на его губы так же, как раньше.
Все эти воспоминания, вызванные угрозой президента Сноу убить Гейла, проносятся в моей голове за мгновение, пока он внимательно смотрит на меня своим глазами. Какой дурой я была, считая, что Капитолий забыл о моем существовании, когда я возвратилась домой! Возможно, я не знала о потенциальных восстаниях. Но я знала, что они были рассержены на меня. Вместо того, чтобы быть чрезвычайно осторожной, что делала я? С точки зрения президента все выгладило так: я совершенно игнорировала Пита и выставляла на показ мое предпочтение компании Гейла перед всем Дистриктом. Поступая так, я, можно сказать, дразнила Капитолий. И вот теперь из-за своей небрежности я подвергла опасности Гейла и его семью, и свою семью, и Пита.
— Пожалуйста, не трогайте Гейла, — шепчу я. — Он всего лишь мой друг. Он был моим другом в течение многих лет. Кроме того, теперь все считают, что мы кузены.
— Я просто интересуюсь, каким образом это касается ваших с Питом отношений и как это может повлиять на настроения в Дистриктах.
— В Туре все будет иначе! Я буду влюблена в него так же, как и была влюблена.
— Так же, как вы влюблены в него сейчас, — исправляет меня президент Сноу.
— Так же, как и сейчас, — соглашаюсь я.
— Только вам стоит сделать это еще лучше, потому что восстания должны быть предотвращены, — говорит он. — Этот тур — ваш единственный шанс что-либо изменить.
— Я знаю! Я буду… Я буду убеждать всех в Дистриктах, что я не бросала вызов Капитолию, что я была безумна от любви, — говорю я.
Президент Сноу встает и вытирает свои пухлые губы салфеткой.
— Добейся большего.
— Что вы имеете в виду? Каким образом я могу добиться большего? — спрашиваю я.
— Убеди меня, — говорит он, кладет салфетку и забирает книгу. Я не смотрю на него, пока он идет к двери, поэтому вздрагиваю, когда он шепчет мне в ухо:
— Между прочим, я знаю о поцелуе.
И затем я слышу щелчок закрывшейся за ним двери.
Запах крови… Он был в его дыхании.
«Что он делает? — думаю я. — Пьет ее?»
Я представляю его потягивающим кровь из чайной чашки. Он макает туда печенье, достает его и с него стекают красные капли.
За окном оживает автомобиль, мягко и тихо мурлыча, словно кошка, он постепенно удаляется. Он ускользает так же, как и появился, — незаметно.
Комната, кажется, медленно и криво вращается, и я задаюсь вопросом, потеряю ли я сознание. Я наклоняюсь вперед, крепко сжимая стол одой рукой. В другой я по-прежнему держу красивое печенье Пита. Кажется, на нем была тигровая лилия, но теперь это просто горстка крошек в моем кулаке. Я даже не заметила, когда раздавила его, но, полагаю, я должна была за что-то держаться, когда мой мир вышел из-под моего контроля.
Визит президента Сноу. Дистрикты на грани восстания. Прямая смертельная угроза Гейлу и остальным моим близким. Все, кого я люблю, обречены. И кто знает, кому еще придется заплатить за мои действия? Если я не изменю все за время Тура. Утихомирю беспокойство и смогу убедить президента. И как? Доказывая стране, что я, вне сомнения, без ума от Пита Мелларка.
«У меня не получится, — думаю я. — Я не настолько хороша».
А вот Пит хорош, он милый. Он может заставить людей поверить во все, что угодно. Мне стоит молчать и позволять ему вести разговор так долго, насколько это возможно. Но не Пит должен доказать свою преданность, а я.
Я слышу легкие быстрые шаги мамы в гостиной. Думаю, она не знает. Ни о чем. Я поднимаю руки к подносу и быстро очищаю крошки от печенья со своих ладоней. Делаю неуверенный глоток чая.
— Все хорошо, Китнисс? — спрашивает она.
— Все в порядке. Нам не показывают это по телевизору, но президент всегда посещает победителей перед туром, чтобы пожелать удачи, — отвечаю я.
На лице моей матери написано облегчение.
— О, а я думала, что у тебя какие-то неприятности.
— Нет, никаких, — говорю я. — Неприятности у меня будут, когда моя подготовительная команда увидит, насколько я позволила снова зарасти бровям.
Мама смеется, а я думаю, что с тех пор, как я взяла на себя заботу о нашей семье в одиннадцать лет, ничего не изменилось, и я всегда буду защищать ее.
— Набрать тебе ванну? — спрашивает она.
— Конечно! — говорю я, наблюдая, как рада она моему ответу.
С тех пор, как я вернулась домой, я изо всех сил старалась исправить свои отношения с матерью. Просила ее делать такие вещи, которые я не позволяла ей на протяжении многих лет, вместо того, чтобы отказываться от любой ее помощи, как я дела раньше из-за злости на нее. Отдала в ее распоряжение все деньги, доставшиеся мне от победы. Вернувшись, я была рада ее объятиям, а вовсе не терпела их, как раньше. За время, проведенное на арене, я поняла, что мне следует прекратить наказывать ее за то, что она не помогала нам, впав в тяжелую депрессию, после смерти отца. Такие вещи иногда случаются с людьми, а у них нет возможности бороться с ними.
Как и в моем случае. Прямо сейчас.
Кроме того, была одна очень хорошая вещь, которую она сделала для меня, когда я вернулась в Дистрикт. После того, как наши семьи и друзья поприветствовали меня и Пита, репортерам было позволено задать нам несколько вопросов. Кто-то спросил мою мать, что она думает о моем новом парне. Она ответила, что Пит — идеальный молодой человек, но мне еще рано встречаться с любым. Было много смеха и комментариев вроде «Кое-кто влип» от прессы, и Пит отпустил мою руку и отступил от меня подальше. Это продолжилось недолго: на нас слишком давили, чтобы мы могли позволить себе так себя вести, но это дало нам оправдание и сделало нас несколько более защищенными, чем в Капитолии. И, возможно, это может помочь объяснить, почему я так редко была в компании Пита с тех пор, как уехали камеры.
