– Лекарство найдется, только не то, что ты за пазухой держишь, – сказал старичок. – А ну, погоди… Леля, спишь ли?
Он тронул внучку за плечо. Та потянулась, замурлыкала, просыпаясь. Приоткрыла черные ресницы.
– Вставай, соня, – ласково проговорил Прохор Власович. – Сходи-ка к проводнику, Петру Кондратьичу, да возьми у него мешочек походный, что я на сохранение отдал. Видишь, гостю нашему худо. Того и гляди, помрет в дороге.
Леля хмыкнула, поднялась. Глянула на Игната – будто теплой ладонью огладила.
– Поняла. Все сделаю, дедушка, – проворковала она и голубкой выпорхнула в тамбур, только створка двери хлопнула.
– Никак колдовать собрались? – съязвил Игнат.
Прохор Власович рассмеялся.
– Ох и горазд же ты на шутки! Тому колдовать не нужно, кто тайные науки постиг, – он посерьезнел, дотронулся ладонью до горячего лба Игната, качнул головой. – Наглотался ты отравы, соколик. Организм у тебя крепкий, да и он силы теряет. Но не бойся. Мы с внучкой живо тебя на ноги поставим. Только за это спрошу обещание. Выполнишь?
– Какое обещание? – прохрипел Игнат и неосознанно приложил ладонь к груди, где колба с мертвой водой хранилась.
– Темные думки в голове не держать, – серьезно сказал старик. – И мертвое – мертвым оставить. Не таким оно вернется, как тебе хотелось бы. Накличешь беды не только на свою голову, но и на весь род людской. Выполнишь?
Игнат облизал пересохшие губы. Снова, впервые за долгое время, возникло перед глазами печальное лицо Званки: запавшие глаза смотрели с укоризной, блеклые косы истончились, покрылись пылью и прахом, растрескавшиеся губы шевелились, словно спрашивали: «Вернешься ли? Спасешь?..» Затем луч фонаря саблей рассек Званкино лицо, и оно осыпалось тускнеющими блестками. Вместо него осталось сосредоточенное, внимательное лицо Прохора Власовича.
– Выполнишь? – повторил он, заглядывая Игнату в глаза.
– Я… исполню, – прошептал парень и отвернулся.
Прохор Власович кивнул, откинулся на спинку сиденья.
– Смотри же, не забудь, – строго сказал он. – Не исполнишь – пеняй на себя.
Вернулась Леля. В руках у нее оказался стакан в медном подстаканнике, и при каждом шаге стекло позвякивало, а жидкость внутри почти не двигалась – густая, как мед, и такая же янтарная.
– Пей! – Она протянула стакан Игнату.
В ноздри ударил запах травы и сладости – чем-то похожим, он вспомнил, пахло в доме лесной ведьмы. А потому не стал спорить, да и сил у него не осталось, как только принять в ладони стакан да припасть к нагретому краю. У жидкости оказался знакомый с детства вкус, и Игнат, оторвавшись от питья, спросил:
– Да это никак мед?
– Антидот это, – хитро улыбнулся Прохор Власович. – Лекарство от химических ядов. Ты пей до дна, не бойся.
– Не бойся! – ласково повторила Леля.
Игнат не боялся. Последние крупицы страха выдуло в тайге. Он пил – и горло обволакивало приятной сладостью, колющая боль притупилась, будто острые иголки и шипы, терзающие легкие Игната, обернули смоченной в меду ватой. Допив до дна, он вернул стакан девушке и спросил полушутливо:
– Не это ли живая вода?
Старик и внучка переглянулись, Леля хихикнула в кулак, но тут же посерьезнела.
– Иди, иди, – сказал ей Прохор Власович. – Нечего нас подслушивать да насмешничать, егоза! Как понадобишься, позову.
– Хорошо, дедушка, – послушно ответила Леля и исчезла за дверью.
Дед крякнул:
– Если бы живая. Не придумали еще. Не вывели формулу.
Игнат удивленно поглядел на Прохора Власовича.
– А как же… – начал он. – Я своими глазами видел, как мертвые навьи в колбах ожили. Да и про зачумленных в Полесье… неужто враки все?
– Ну почему же враки, – задумчиво произнес Прохор Власович, огладил аккуратную бородку, вздохнул. – Только надо для начала разобраться, кого ты на этой базе видел.
– Навь, – уверенно сказал Игнат, но тут же поправился: – Зародышей нави. Если там проводились эксперименты, то, наверное, те чудища в колбах были вроде пробных образцов.
– Верно мыслишь, – согласился Прохор Власович. – Те, в колбах, уже не люди. Но еще и не навь. Не живые и не мертвые. Вроде заводных кукол. Чтобы завести их, нужно по жилам определенный состав пустить. И этот состав теперь у тебя, мой соколик, хранится.
Голову сдавило, как обручем. Значит, не почудилось ему. Значит, завел ключик древний механизм. И мягко скользнула по желобу колбочка с живительным эликсиром, и подвешенное на тросах чудище задергалось, заворочало мертвыми глазами – в последний раз перед тем, как умереть окончательно. Больше никто не придет на заветную базу, не отыщет погребенную под слоями обвалившейся породы комнату с чудовищами, а тело Эрнеста станет прахом, как стала прахом давно погибшая Званка… Не повернуть время вспять, не оживить обоих.
– Да, вода, – продолжил Прохор Власович. – Та самая первооснова жизни. Жизни! – Прохор Власович поднял узловатый палец. – Значит, по логике, вода должна быть живой, так?
– Так, – одними губами произнес Игнат. – А она – мертвая…
И почувствовал, как волосы на его затылке зашевелились, будто от сквозняка.
– Мертвая, – эхом повторил Прохор Власович. – И действие свое оказывает только на мертвых. А все потому, мой соколик, что в этой воде, в этом составе, разработанном учеными, содержится код не жизни, а смерти.
Игнат распахнул глаза, с сомнением и страхом поглядел на старика.
– А ты подумай вот о чем, – предложил тот, не дожидаясь вопроса. – Изначально всем живым существам дана единая база данных – словно книга с миллионом страниц. И какие-то заполнены, а какие-то пустые. А дальше человек ли, зверь ли в течение всей жизни как бы дописывает эту книгу, вносит новые страницы и новые данные. А если изъять страницы, где содержится информация о продолжении рода? Или о чувствах, о личности, о душе? Существо, у которого вырваны такие страницы, хоть и будет двигаться, будет мыслить, но все-таки будет мертвым. А точнее – законсервированным в своей конечной сути. Так создали навь.
Игнат провел дрожащей рукой по лбу и ощутил под пальцами влагу. Блики фонарей рассыпались по стенам, за окном шумели кроны деревьев, и шуршал гравий на насыпи, будто снова в заснеженном лесу акульими ртами смеялась навь.
– Зачем? – тихо спросил Игнат. – Зачем нужно создавать такое оружие? Мало ракет и снарядов? Мало смертельных вирусов? Для чего нужна армия мертвых существ, которые одним своим существованием оскорбляют весь Божий замысел сотворения мира?
– Такими управлять легче, – ответил Прохор Власович. – Они не боятся смерти, потому что по сути уже мертвы. Они не размножаются, не воссоздают себя, как живые, но их можно сгенерировать, используя готовую химическую формулу. Оживить – не значит «вдохнуть душу». Те, ожившие в пробирках, – лишь оружие, концентрированная сила, движимая жаждой убийства. Без личности, без чувств и без души. Может, и ожили люди, умершие от чумы в Полесье. Да только кто скажет, для каких целей потом использовались? Не примкнули, случаем, к нави?
