Это что касается физиологии. А вот мое душевное состояние было... Черт побери, оно было хреновое, и я не найду лучшего слова, чтоб описать его. Неудачный трип и гибель Буги не давали мне покоя, вгоняли в депрессию и мешали вернуться в мир Эпицентра. Было и еще кое-что... За всю неделю Полковник ни разу не побывал у меня. Он всегда навещал прибывших сталкеров, общался с ними, делился местными новостями. Но... В этот раз он не появился. Я не сомневался, что он знал о гибели дочери. Сам факт, что мы прибыли вдвоем, говорил об этом красноречивее любых слов. И я думал, что, возможно, Полковник винит в случившемся меня, ведь он знал о наших с ней непростых отношениях. Я хотел поговорить с ним, попытаться объяснить. Но не мог пойти к нему сам, а он в диспансере не появлялся.
На восьмой день я смог самостоятельно встать и выйти на улицу. Диспансер располагался в приземистом двухэтажном здании неподалеку от границы Территории Штиля. К зданию примыкала большая веранда, и обычно я, поправившись, проводил на ней много времени. Тут было хорошо, и возникало ни с чем не сравнимое ощущение абсолютного покоя. Я много читал, думал о своей бесконечной рукописи, просто отдыхал. Там было здорово, на веранде. Но на этот раз я просто сел в большое кресло и уставился прямо перед собой. На столике лежала пачка сигарет. Я закурил в надежде, что уж здесь-то наконец успокоюсь и пойму, как жить дальше. Но не чувствовал покоя.
Полковник появился, когда я докуривал вторую сигарету. Я попытался встать, но ноги были, как ватные, и мне пришлось просто кивнуть. Старик молча кивнул в ответ, поднялся на веранду и сел в кресло напротив.
– Я подвел вас, – сказал я, выбивая из пачки третью сигарету. Во рту уже стояла неприятная горечь, но сигарета давала возможность опустить глаза и занять чем-то руки.
– Я говорил с Сабжем, – помолчав, произнес Полковник. – Он рассказал мне, как все случилось. Это... – Он медленно перевел дыхание. – Я всегда знал, что это может случиться. Но, конечно, верил, что она избежит... Теперь это неважно, Макс, но мне, отцу, трудно смириться с мыслью, что моя дочь ушла раньше меня. Хотя, возможно, это и к лучшему...
Я поднял глаза и посмотрел на него. И вдруг заметил, как сильно он изменился – постарел, волосы поредели и в выражении лица появилась какая-то болезненная слабость, совершенно не характерная для этого очень сильного человека.
– Не смотри на меня так, Максим. Я сказал то, что хотел сказать. Нам еще предстоит разговор, который все разъяснит. Но сейчас мне очень нужно, чтобы ты как можно скорее поправился. Я буду навещать тебя.
– Через неделю я смогу двинуться в обратный путь. Если Сабж...
– Тебе не нужно идти обратно. Для тебя есть важное задание здесь.
– Полковник, мы не смогли донести груз, и...
– Вы донесли груз, – перебил меня старик. – Грузом был ты, Максим.
– Я?!
– У меня сейчас нет времени объяснять. – Полковник тяжело поднялся и пошел к выходу с веранды. – У нас с тобой вообще осталось не так много времени, а еще столько нужно сделать... Я приду вечером, и мы с тобой обо всем поговорим.
– Я... Хорошо. Но я могу увидеть Сабжа?
– Он умер вчера ночью. – Полковник неопределенно махнул рукой, как будто отгоняя от лица табачный дым. – Просто не проснулся...
Прошло почти полгода с тех пор, как мы вошли в Эпицентр. Мне еще не приходилось оставаться тут так надолго. Я скучаю по своему дредноуту, по трассе «1969», мне жаль, что я уже никогда не увижу старину Фрэнка и паромщика Жака, что не смогу купить зонт и забросить его на Гремящий Дуб. А больше у меня ничего не осталось там, за бетонной стеной кордона, так что, когда Полковник сказал, что я больше не вернусь туда, я только пожал плечами. И остался на Территории Штиля. Тут у меня было дело, в важности которого я сомневался. Но я остался.
Сабжа похоронили на другом краю Территории Штиля. Там, где ее граница ближе всего подходит к опушке Красного леса. Чертовски красивое место... И за последние несколько месяцев не было дня, чтобы я сюда не пришел.
Небольшой серо-коричневый могильный камень с именем и датами. «Самюэль Канеген, 1967–2007. Проводник». Придя сюда в первый раз, я стоял и думал, какого черта не могу заплакать, завыть, как тогда, над могилой Буги. Но... В этот раз все было иначе. Я не чувствовал горечи утраты, наоборот – испытывал что-то сродни облегчению. Я ведь знал, что Сабж болен, что он уже на пороге смерти. Я понял это еще тогда, на трассе «1969». И вряд ли можно было найти лучшее место для его могилы, чем здесь, на краю Территории Штиля, куда в солнечную погоду легко достают тени от деревьев Красного леса.
Так уж вышло, что я узнал настоящее имя Сабжа только у его могилы. В этом тоже есть какая-то неправильная закономерность.
Я приволок из диспансера кресло и часто сидел здесь с ноутбуком. Почти вся эта рукопись написана под шелестящий монолог прекрасного и ядовитого леса.
Полковник пришел ко мне тем же вечером, как и обещал, и мы проговорили почти до самого утра. То, что он рассказал мне... Черт, это смахивало на плохую шутку. А впрочем, само появление человечества можно назвать шуткой природы, так что его гибель вполне годится для одного из номеров вселенского шапито. По крайней мере, этому сюжету вряд ли нашлось бы место в драматическом театре.
...Около семи лет назад Полковник получил информацию о существовании закрытого научного института на территории Токийской метрополии. Институт был тщательно засекречен, но у Полковника имелись свои источники информации. Он выяснил, что в работе института принимают участие ученые всех четырех существующих метрополий. Возник закономерный вопрос – от кого же он тогда засекречен? Как выяснилось впоследствии – от обычных людей. От таких, как я, как мой приятель Фрэнки, как любой из миллиардного населения планетарного диска.
Предметом исследования была Черепаха. Великая Черепаха, которая плывет сквозь Великий Океан и тащит на себе слонов и Землю. И, в частности, странные изменения в ее поведении, которые начали происходить в последние десятилетия.
– Ты знаешь, – говорил Полковник, – мы крайне мало знали о ней. Говорили даже, будто она давно мертва и по Океану плывет пустой панцирь... Так вот, ученые института выяснили, что она не только не мертва, а очень молода. Я бы даже сказал, юна. А изменения в ее поведении объясняются... Ну, назовем это – завершением пубертатного периода. Проще говоря, нашей девочке захотелось найти себе мальчика. И она, подчиняясь инстинкту продолжения рода, начала подавать сигналы... А не так давно была замечена другая Черепаха, которая стремительно приближается к нашей. Надо полагать, это самец, уловивший сигналы нашей девочки...
