- А вот еще, - тарабанил за спиной Карась. - Приходит сталкер к врачу и говорит: «Доктор, как мои дела? Как анализы? Кал?» А тот ему: «Да, голубчик, ничем не могу вас порадовать. Анализы плохие. А кал - так полное говно!»
Вслед за байкой раздался взрыв хохота. Заливался сам Карась. Над его шутками, как я успел заметить, кроме него, вообще никто не смеялся. Все анекдоты, которые он рассказывал, были довольно неуклюжими и безумно старыми. Единственная изюминка, которая во всем этом была, заключалась в том, что любой анекдот у него был обязательно про сталкера. Ту или иную шутку я слышал прежде в интерпретации про Штирлица, Ржевского, Вовочку или какого-то гипотетического мужика. Но в исполнении Карася героем байки неизменно становился сталкер. Впрочем, изюминка эта была весьма сомнительная.
Зато развлекался Карась от души. Что называется, сам пою, сам тащусь. Реакция у него была, как у школьника. Причем из начальных классов. От каждой новой хохмы он заходился чуть не до истерики. На окружающих, не сумевших оценить тонкость юмора, смотрел с превосходством. Казалось, сейчас повернется и с детской непосредственностью спросит: «Ну что, не дошло?»
- А вот еще. Встречаются два сталкера. Один другому говорит: «Ты не забыл, что должен мне две штуки?» А второй отвечает: «Извини, еще нет… Дай мне время, и я обязательно забуду!»
- Глохни, - оборвал Вася очередной всплеск хохота. Карась засопел, но притих. Теперь не было слышно ничего, кроме шагов восьми человек. Тихо шли я, Мунлайт и Снейк. Однояйцевая парочка ломилась, как пара лосей, не особо заботясь о том, что попадает под ноги. Васька, как оказалось, страдает одышкой. Что до Карася, его можно было бы назвать тихим, если б он шел молча. Только молча у него не получалось.
Шли медленнее, чем прежде. Больше народа - меньше скорость. А если учесть, что трое связаны, а четверо перегружены, таким обозом быстро передвигаться нереально. Налегке шел только Кабан. Впрочем, он нес свое массивное тело без всяких лишних шмоток и пыхтел при этом, как паровоз с покалеченным паровым котлом.
Мунлайт поравнялся со мной не сразу. Сперва шел сзади, потом нагнал Хлюпика, а потом, обогнав его, пошел рядом. На разговор он вроде бы не напрашивался. Физиономия задумчивая, взгляд внутрь себя. Мне даже показалось, что он сейчас выскочит вперед и пойдет передо мной в качестве ведущего.
Говорить мне с ним не хотелось, но это только поначалу. Чем больше он маячил перед глазами, тем больше я злился. А чем сильнее полыхала злость, тем труднее было сдержать желание высказаться. Спустя пару минут его постоянного болтания на глазах терпение кончилось.
- Сука ты, - тихо поделился я наболевшим.
- А сам что, лучше? - огрызнулся Мун.
- Я тебя не продавал.
- Я тебя тоже.
- Ну да, - фыркнул я. - Это они сами про все догадались.
- Догадались не сами, - прошептал Мунлайт. - Я подсказал. Только я тебя не продавал. Продают за деньги.
- Ага, - не сдержался я, - а ты бесплатно, за идею. Альтруисты пошли, усраться можно.
Мунлайт сбавил темп. Вроде как даже поотстал. Но не сильно, оставив себе возможность вернуться в любой момент.
- Слушай-слушай, - донесся сзади суетливый тенорок Карася. - Хоронят сталкера. Прохожий спрашивает: «От чего он умер?» «А читай на венках», - советуют ему. Тот читает: «От любящей жены», «От тещи», «От детей», «От коллег по работе».
Последнюю фразу он произнес уже с некоторым подкудахтыванием, а закончив, расхохотался уже свободно и жизнерадостно.
- Стой, - раздраженно рявкнул Кабан.
Я остановился, обернулся. Когда в товарищах согласья нет… Не помню, чего там дальше у школьного классика, но наблюдать за ними занятно. Я поймал себя на внутреннем злорадстве, но стыдно от этого ни разу не стало.
Кабан подхватил Карася за грудки и хорошенько тряхнул. Тот попытался вывернуться, но Вася держал крепко.
- Ты чего, тронулся?
- Еще один такой анекдот, - прорычал Кабан, - и я тебя здесь похороню. Сказано глохни, значит, заткнись.
Вася ослабил хватку. Карась встряхнулся и поправил ворот.
- Дикий какой, - сказал недовольно. - Чем тебе анекдот-то не нравится?
- Накаркаешь еще, не дай бог.
Кабан повернулся. Однояйцовые мордовороты следили за ним без эмоций. Хлюпик смотрел страдальчески. Мунлайт - с издевательской ухмылочкой. Снейк шел последним, его фигура уже терялась в тумане. Теряя очертания, превращалась в мутное пятно, размытый силуэт.
Да, ввосьмером идти уже неудобно. Скоро дальше рядом идущего ничего видно не будет. И тогда останется только топать и смотреть впереди идущему в спину и держаться за эту спину, как за маяк. Иначе потеряться недолго. И блуждай потом в этом тумане в поисках своих. С другой стороны, что плохо Кабану Ваське, то удобно мне. Убежать в таком тумане будет не сложно. Вот только как бы Хлюпику весточку передать, чтоб меня держался. Без меня ж ему не жить.
Кабан, по всей вероятности, мыслил в том же направлении. Во всяком случае, дальше он не пошел. Пройдя пару шагов, оглянулся назад, отметил ускользающие в дымку силуэты и велел устроить привал.
Я не стал дожидаться чужой помощи. С трудом присел на корточки, а после уселся на задницу. Прямо на мокрую траву. Сыро, конечно, но, один черт, уже все пропитано этим туманом. И потом бояться простудиться, когда тебя в любую минуту могут пристрелить, это как-то совсем уж смешно.
Мунлайт сел рядом. Бандиты понемногу скидывали амуницию. Было в этом зрелище что-то от стриптиза. Без эротизма, но лишние детали гардероба летели на землю, и оставшийся без оружия, рюкзака и трофейной снаряги человек выглядел голым. Готов поспорить, что и чувствовали они себя не очень.
Я без рюкзака, автомата, ножа и БП, да еще и со связанными руками чувствовал себя примерно так, как если бы меня в чем мать родила высадили перед Мавзолеем Ленина и застегнули бы браслеты за спиной, лишив возможности прикрыться. У этих руки свободны, и оружие никто не отбирал, но останавливаться и разоблачаться подобным образом в таких местах не хочется. Если по уму, то отсюда вообще тянет бежать без оглядки. Только возможности такой у Кабана и компании нет.
Подошел Карась. Взъерошенный и сердитый. Рыкнул на Хлюпика и грубо завалил его на землю. Отрывается за то, что от Васьки нагоняй получил. Отыгрывается, на ком может. Ничего, весельчак, ты еще свое получишь. Будут у меня руки свободные, посчитаемся.
На этот раз Хлюпик уселся довольно быстро. Посмотрел на меня жалобно, словно извинялся за то, что оказался не спиной к спине впритирку, а лицом ко мне и далеко. Я прислушался к ощущениям. Руки ломило в плечах, а кисти онемели настолько, что пальцы уже ничего не чувствовали. Будь он рядом со мной, я бы все равно ничего не смог.
