«Пантера» оказалась неподходящим транспортным средством для исполнения Миссии. Пришлось ее продать, а взамен приобрести невзрачную «сотку». Поскольку вызов мог застать его в любой момент и в любом месте, теперь каждый день приходилось ездить на работу на машине…
Однажды Ивана Дмитриевича осенило, и он завел специальную записную книжку, в которой стал вести счет возвращенных им к жизни. Как снайпер, делающий зарубки на прикладе своей винтовки после каждого уничтоженного врага… Идея, конечно, была глупой — едва ли ему пришлось бы отчитываться перед кем-то. Он делал это из педантичности, выработанной многолетней практикой работы в судебной системе…
Из каждого воскрешения он пытался почерпнуть полезную информацию для себя. Довольно скоро ему удалось сделать вывод, что, к счастью, Дар его отнюдь не безграничен. Собственно, он подозревал это с самого первого дня. Так, Сила посылала его оживлять не каждого умершего, а только тех, кто погиб в результате , несчастного случая или катастрофы, был убит или покончил жизнь самоубийством. Словно тот, кто наделил его чудесной способностью, четко делил людей на полностью выработавших свой жизненный ресурс и на тех, кто раньше установленного срока вознамерился попасть в ад или в рай… Наверное, именно поэтому Ивана Дмитриевича ни разу не «вызывали» к умершим от старости.
Кроме того, Иван Дмитриевич убедился в том, что его способности ограничены расстоянием. Выражаясь военным языком, его «радиус действия» составлял не более десяти километров. Поэтому он вновь принялся подумывать о том, что, в крайнем случае, когда станет совсем невмоготу, надо уехать куда-нибудь в глушь, к черту на кулички, где плотность населения составляет не более пяти человек на сто квадратных километров. Но, с одной стороны, он не хотел расставаться с благами цивилизации, а с другой — не было гарантии, что если он окажется в пустынной местности, то «дальность» его Дара не увеличится — разве можно быть абсолютно уверенным в чем-то, когда имеешь дело с потусторонними силами?!
Самое скверное, что отныне ему снился один и тот же сон, который не придавал сил, а, наоборот, истощал и без того находившуюся на грани срыва нервную систему. Это даже трудно было назвать сном. Скорее, это было похоже на попытку минирования его подсознания.
В этом сне он двигался по темному мрачному туннелю в потоке людей. Туннель напоминал подземный переход, но он был прямым и бесконечным. Как в часы «пик» в метро, люди шли молча, плотной колышущейся массой, толкаясь, как бараны, и переваливаясь с боку на бок, как пингвины, и Иван Дмитриевич не испытывал к ним ничего, кроме злобы и отвращения. Людской поток неумолимо нес его куда-то, и Иван Дмитриевич знал, что в конце концов туннель приведет к пропасти и что он должен вовремя остановить людей. Он пытался кричать, но крик застревал у него в горле. Спутники его не обращали внимания на его смятение и отчаянные попытки докричаться до них — они ничего не слышали. И тогда Иван Дмитриевич догадывался, что все идущие не просто глухи, а мертвы и что он, единственный живой среди мертвецов, может спастись от гибели, лишь воскресив их — всех до единого… Он хватал за руку тех, до кого мог дотянуться, но они почему-то не оживали, а толпа двигалась все быстрее, и пропасть становилась все ближе и ближе — а потом он просыпался и слушал, как захлебывается истошным стуком сердце в груди…
* * *
Тот день с самого утра выдался крайне неудачным. Когда Иван Дмитриевич уже выгнал «сотку» из гаража и запирал его, собираясь ехать на работу, кто-то тронул его сзади за плечо, и, обернувшись, он застыл в замешательстве.
Перед ним стояла та самая женщина, с которой началась череда воскрешений. Мамаша того парня из соседнего дома — как же его звали? Олег? Или Константин?..
Женщина выглядела сейчас не так, как в ту ночь, когда бездыханно лежала на кровати, накрытая одеялом до подбородка. У нее даже губы были подкрашены.
— Это вы?! — только и смогла вымолвить она, впившись взглядом в Ивана Дмитриевича, которого мгновенно прошиб приступ холодного пота.
«Что мне делать с этой дурой?.. Молча развернуться, сесть в машину и побыстрее унести ноги? Или притвориться, что она обозналась? И что ей, в конце концов, может понадобиться от меня? Неужто она собирается шантажировать меня?.. Будь проклят этот мерзкий город, он становится слишком тесен!..»
— Ну, что вам надо? — нелюбезным тоном осведомился он.
— Благодетель! Голубчик! Спасибо вам огромное! Если б вы знали, как я вам благодарна! — вдруг заголосила женщина и, рухнув на колени перед потрясенным Иваном Дмитриевичем, стала судорожно ловить своими яркими губами его руку.
— Да вы что? Как вы смеете, гражданка? Немедленно прекратите! — растерялся он, судорожно оглядываясь по сторонам.
Редкие прохожие замедляли шаг, недоуменно наблюдая за необычной сценой.
«Не хватало еще, чтобы все окрестное бабье сбежалось поглазеть на бесплатное представление!» — мелькнуло в голове у взбешенного Ивана Дмитриевича. Он резко отдернул руку — так, что женщина чуть не упала, и, воскликнув: «Черт знает что вы себе позволяете!» — направился к машине.
Но когда он уже уселся за руль, женщина успела вцепиться в открытую дверцу и жарко, бессвязно заговорила, понизив голос:
— Да вы не бойтесь, тут же ничего такого нет!.. Вы же спасли меня, понимаете? Да-да, спасли!.. У меня ведь рак был в последней стадии, и никто из врачей уже не верил, что я выживу… И тут вы… А теперь я просто не знаю, как мне вас отблагодарить!
Ну и идиотка! Вот и делай после этого добро людям! Иван Дмитриевич так осерчал, что не сумел сдержаться.
— Рак, говорите? — ехидно пропел он. — В последней стадии? Черта лысого!.. Если б у вас был рак, то я бы к вам не явился, понятно вам?
— Что? Как это? Почему? — побледнев, лепетала женщина. — Мне же врачи… Иван Дмитриевич страдальчески вздохнул.
— Это они вам сказали?
— Кто?
— Дед в пальто! — заорал Иван Дмитриевич. — Я вас спрашиваю: о том, что вы больны раком, вам сами врачи говорили?
Женщина побелела еще больше — только губы выделялись багровым пятном на лице.
— Н-нет, — выдавила она. — Сынок мой… Костя… они могли… только ему… Понимаете?
— Понимаю, — с сарказмом подтвердил Иван Дмитриевич. — Вы вот что… Придете домой — поинтересуйтесь у своего Кости, чем он вас травил, чтобы спровадить на тот свет!
— Да как вы смеете… — прошептала женщина упавшим голосом. — Вы… вы…
Не слушая ее больше, Иван Дмитриевич с остервенением захлопнул дверцу и выжал педаль газа до упора. Перед тем как свернуть со двора на улицу, он бросил взгляд в зеркальце заднего вида.
