— Понимаю, о чем ты.
— Но даже тогда, когда получается отсеять его, вычислить, я все равно оказываюсь на шаг позади. Физически не поспеваю за ним. Это бессмысленно. Мы должны уже решить — разделаться с ним и ребенком или оставить их в покое.
— У нас нет права на такую роскошь, как «оставить в покое». А разделаться… что же, торопиться не стоит. Надо подумать над этим. Серьезно подумать…
К мужчинам подошел китайский чиновник, поприветствовал обоих легким поклоном, повел рукой в приглашающем жесте и двинулся вперед.
Прежде чем отправиться следом, Виктор подмигнул собеседнику и проговорил с препаршивенькой ухмылочкой на устах:
— Министр госбезопасности Китая ждет. Большая игра началась.
* * *
Поезд стремительно набирал ход, стук колес становился реже, вагон «СВ» мягко покачивался, словно пытался убаюкать своих пассажиров.
Грассатор оторвал взгляд от мелькающих за окном берез, посмотрел на младенца, уютно устроившегося в колыбели, организованной из многочисленных пеленок и больше похожей на гнездо куницы. Младенец спал, сжав малюсенькие пальчики в кулачки и отвернув головку вправо. Качка вагона усыпила его.
Грассатор специально выбрал поезд в качестве средства передвижения. Во-первых, он опасался, что грудничок плохо перенесет взлет и посадку самолета, а во-вторых, ему некуда было торопиться. К тому же экономическая ситуация в мире существенно повлияла на воздушный транспорт — у людей не было денег на полеты, многие авиакомпании обанкротились, а те, что еще держались, заметно ограничили количество маршрутов.
Рядом с колыбелью на постели лежали сумки с детским питанием, пеленки и подгузники. Грассатор сверился с часами. Скоро нужно было кормить ребенка.
Зазвонил мобильный телефон, лежавший на столике. Грассатор придвинул его к себе и долго смотрел на цветные переливы экрана. Сейчас ему может звонить только один человек, никто больше не знает этого номера. Он ответил.
— Грасс, — прозвучал в трубке тихий грустный голос.
— Вера…
— Я… я хотела спросить, как там Вероника.
— Нормально.
— Это хорошо, очень хорошо. А у нас тут вроде бы все получилось. Похоже, что мне удастся скрыться из города незаметно. К родителям перестали захаживать следователи, ты не в курсе, к чему бы это?
— Нет, я ничего больше не предпринимал. Возможно, новички решили прибраться за нами.
— Послушай, Грасс. Я все понимаю. Я не рассчитала своих сил. Все эти ваши разборки не для обычных людей, и безопаснее всего для меня выйти из игры, а ребенку безопаснее с тобой. Я все понимаю. Но, Грасс, пожалуйста, скажи мне, что ты не забудешь обо мне, что будешь время от времени связываться со мной и рассказывать про Веронику, будешь присылать мне ее фотографии. Пообещай мне, Грасс, что расскажешь ей про меня, про ее маму, — девушка всхлипнула.
Грассатор поджал губы.
— Обещай.
— Обещаю.
— Грасс.
— Слушаю.
— Обещай мне, что однажды я встречусь с ней, обниму ее, поцелую.
— Однажды…
Он отключил телефон и опустил голову на руки.
Неизвестно, сколько он так просидел, прежде чем снаружи постучали. Дверь отодвинулась, и в купе вошла проводница, невысокая полная женщина. Она растерянно посмотрела на Грассатора, словно пыталась что-то вспомнить, но никак не могла. Еще бы, ему пришлось два раза «обрабатывать» ее, сначала при посадке, потом при проверке билетов уже в вагоне. Нет, билеты у него были, но никаких документов ни на себя, ни на ребенка, разумеется, не имелось. Но Грасс не переживал — он достаточно над ней поработал.
— Желаете чего-нибудь? — поинтересовалась проводница. — Может быть, чаю?
— Да, чаю было бы неплохо.
Она скрылась за дверью и появилась снова через минуту. Поставила стакан на столик.
— Спасибо, — поблагодарил Грассатор.
— Ваш? — кивнула проводница на ребенка.
— Мой.
— Совсем малютка еще. Сколько ему?
— Мало. Еще очень мало.
— А зовут как?
— Вероника.
— Можно? — Не дожидаясь ответа, проводница наклонилась к ребенку. — Ути, девочка… Ути, маленькая. Проснулась? Проснулась, девочка… А какие у нас ручки, какие ножки, а какие глазки, ути-пути…
Она вдруг замолчала. Грассатор прищурился, поднялся. Проводница покачнулась и осела на пол. Грасс подскочил к ней, глянул на ребенка. Вероника шевелила ручками и ножками, поводила из стороны в сторону большими карими глазками и пускала пузыри.
Грассатор проверил пульс женщины. Жива, только вот… спит. Спит! Он переложил ее на свою постель, легонько похлопал по щекам:
— Эй! Э-э-эй! Проснитесь.
Проводница заворочалась, замотала головой и наконец открыла глаза:
— Где я?
— В купе. Вам нездоровится. Нужно поспать.
— Что? В купе? Что случилось? Я… глаза… и… что-то…
— Идите, — тихо, но жестко проговорил Грассатор. — Идите и отдохните. Ничего страшного. Просто переутомление.
Все еще как в тумане, женщина поднялась и медленно вышла за дверь. Грассатор щелкнул замком и подошел к ребенку:
— Эк ты ее, Ника. Ну даешь. Интересно, что бы твоя мама на это сказала. Может быть, Экзукатор и те остальные были и правы — ты у меня непроста, ох непроста. Что же, тем хуже для них…
Поезд отсчитывал километры по Транссибирской магистрали, летел вперед, расталкивая утренний туман, заставляя его виться позади беспокойными клубами. А впереди… впереди было белым-бело, и оставалось только догадываться, что скрывается за этим туманом.