стал Всадником драконов, а ей пришлось бежать. Получается, что я бастард с привилегиями».
Фиона поклонилась так низко, что едва не согнулась пополам.
– Не требуется ли вам что-то, почтенный дракон?
– Я бы не отказалась от запеченного поросенка с моими любимыми травами, – ответила Эрдра. – Увы, вряд ли в этом месте найдется подобная роскошь. – Ее слова услышал лишь Броуд. Она могла ответить девочке, если бы захотела, но даже такие добрые драконы, как Эрдра, тщательно выбирали собеседников. – Скажи девочке, что я всем довольна.
– Ничего не нужно, Фиона, – кивнул Всадник. – Спасибо за воду.
Фиона уже развернулась, словно собиралась уйти, но нерешительно замерла на месте.
– Говори смело, дитя.
– Почтенный Всадник, некоторые люди говорят, что монстры снова вернутся. Вы будете здесь, когда они придут?
Этот вопрос застал его врасплох. Броуд не знал, что ответить. Солгать, дать обещание, чтобы потом его не сдержать, он не хотел, но и лишить ее надежды – тоже.
Эрдра тихо зарычала, чтобы привлечь внимание Фионы. Драконица дотронулась мордой до плоского круглого камешка перед ней. Магия окутала камень, и он засиял, словно бриллиант. Когда все закончилось, красный камень стал травянисто-зеленым и гладким, как жемчужина. Чудо превращения, и ничего больше. Эрдра подтолкнула камень к девочке. И когда та смело его подняла, драконица довольно загудела, и Фиона улыбнулась.
Броуд ничего не сказал – ничего не пообещал из того, что не мог, но девочка все равно осталась довольной.
Она снова поклонилась и побежала в город.
– Спасибо, – нарушил тишину Броуд, как только Фиона исчезла из виду.
– Я боялась, ты скажешь ей правду.
– Ты бы предпочла, чтобы я солгал?
– Нет, поэтому и вмешалась. – Эрдра игриво ударила хвостом по земле.
– Сайлас считает, что мы должны уйти.
– А что думаешь ты?
– Я думаю, мы должны подождать, пока не узнаем наверняка, грозит ли этому месту опасность.
– Мы оба знаем, что эти надежды напрасны.
Да, Броуд знал. В этом отдаленном месте собралось слишком много людей. Любой рой в пяти лигах [27] отсюда направится сюда.
Он снова вспомнил слова клятвы – уже, казалось, в сотый раз за тот день.
Я присягаю Ордену, который противостоит хаосу. Я отказываюсь от любви, от собственного дома или земли. Я – свет, сияющий во тьме, я – убежище во время бури. Я – первый удар и последний щит. Там, где остальные сбиваются с пути, я подчиняюсь. Нет жизни, недостойной моей помощи. Когда смерть придет, я заставлю ее ждать. Я остановлю Зеленую Гниль и одолею Скверну в этом восстании, в следующем и во всех остальных.
Уйти – означает нарушить присягу, ибо он поклялся защищать каждую жизнь. Остаться для их защиты – означает нарушить присягу тоже, ибо он поклялся повиноваться приказу? Чем больше Броуд размышлял над словами клятвы, тем более бессмысленными они ему казались. Пустыми и бесполезными. За исключением одной – второй – строки, где говорилось, что ради служения Ордену он должен отказаться от всего, порвать прежние связи и не создавать новых.
«Я не смог сделать даже этого».
Броуд снова и снова повторял слова своих обязательств, каждый раз останавливаясь на одном месте: «Нет жизни, недостойной моей помощи». Всадники не должны были проводить различий между королями и нищими, и все же это делали. А как же бедняги из Красной Скалы, беглецы, сломленные люди, которым было некуда идти. О них просто забыли.
– Что скажешь ты? – спросил Броуд у Эрдры. – Это не только мое решение.
– Я думаю, что мы должны сделать самый правильный выбор.
«Она специально не говорит прямо?»
– Откуда нам знать, какой выбор правильный? – простонал Броуд.
Он может никогда этого не понять. Но он точно знал, что не хочет возвращаться в Атру. И не хочет поднимать свой щит за тех, кто никогда не сделал этого для него.
Броуд подумал о своей матери. Когда-то он надеялся, что сможет защитить не только себя, но и ее. Только теперь он понял, что хорошей матерью она не была. Конечно, плохая мать все равно лучше чем совсем без нее, но она снова его отвергла. Как бы тяжело ей не приходилось, помощи сына Пави Мейд не захотела, да и сына тоже. Появление Броуда только бы все испортило. Мать не нуждалась в помощи Броуда, но в ней нуждалась Красная Скала.
Люди Красной Скалы просили, когда остальной мир требовал.
– Я хочу помочь им, Эрдра.
В глотке Эрдры зародился глубокий гул, превратившийся в тихое гудение. В голове у Броуда зазвучала мелодия. Он хорошо знал ее, драконью песню Эрдры – ее дух и магию ее ядра – радостную и бодрую. В этой песне звучала доброта. Потому что такой была сама Эрдра.
– Когда мне пришлось выбирать: остаться с Орденом и найти Всадника или уйти к моим диким сородичам, у меня не было сомнений. Как я могла присоединиться к диким драконам, которые отказались сражаться за тех, кто слабее их? У меня мало воспоминаний, но я запомнила их трусость, страх, вину и отчаяние.
Эрдра напрягла когти на передних лапах, и ее взгляд стал жестким. Броуд редко видел ее такой.
– Как они могли проявить такое равнодушие?! Вот почему я выбрала тебя, Броуд, – добавила драконица. – Даже не будучи Всадником – только оруженосцем, ты заступался за слабых. Несмотря на пережитое, ты не закрылся от мира. Ты познал боль и пожелал защищать других, когда мог.
Броуд сжал левый кулак, создавая каменный щит.
Теперь он знал, что должен делать. «Я первый удар и последний щит. Нет жизни, недостойной моей помощи. Когда смерть придет, я заставлю ее ждать».
Броуд пропустил важную часть: «Где другие сбиваются с пути, я подчиняюсь». Он станет щитом – потому что это важнее.
– Что, если Сайлас не поймет?
– Он сам воспитал тебя. Он знает, чего ты сто́ишь.
– Надеюсь, ты права.
Сайлас вернулся следующим утром. Броуд занимался Ковкой – выравнивал свой пульс с ритмом драконьей связи, чтобы протолкнуть пылинки магии в ее ядро, – когда над его головой завис Клеш.
– Присоединяйся к нам на северной границе, – мысленно обратился к нему штормовой дракон.
Броуд вскочил.
– Я должен предупредить Кемена и остальных, чтобы они не подумали, что я ушел.
– Как пожелаешь, – ответил дракон.
Когда голос Клеша покинул его разум, Всадник с облегчением выдохнул. Он любил Сайласа, но общение с его драконом всегда давалось ему с трудом.
Предупредив Кемена и тех, кто после гибели Горана принял на себя командование гарнизоном Красной Скалы,
