Итак, все это было, само собой, с одной стороны, жутко интересно, но с другой – абсолютно не важно. Для них по крайней мере. А важным для них было единственное. Как отсюда выбраться и продолжить путь?
До местного торжища, своей цели, Рузин добрался минут через пять.
У ворот на засыпанной гравием площадке белели чьи-то огромные кости. Машинально он задержал на них взгляд. Паровоз предполагал, что это что-то сугубо палеонтологическое, может, даже попавшее сюда из какого-то здешнего музея. Но кости не выглядели старыми. Так или иначе, останки некой громадной чудовищной твари не внушали оптимизма. Встретится такая на диких просторах Зоны, и не помогут автоматы и дробовики.
У самого входа торчала лавка менялы – обшитый железом вагончик с зарешеченными окнами и массивной дверью. Рядом на старом штендере мелом были написаны курсы местных валют друг к другу и к векслям.
В ходу, как знал Виктор, в этих краях были самые разные деньги разных стран.
Металлические деньги, ветхие купюры рублей и долларов разных времен, золотые и серебряные монеты любого номинала и деньги черт знает каких стран, вроде как из полумифических Чистых земель. Но главной валютой были те самые вексли – необычные векселя, выпускаемые в Духославске, таком же анклаве километрах в двухстах западнее. Там с прежних времен уцелел комбинат, гнавший из клетчатки первосортный спирт в приличных количествах и продававший его всем желающим, там даже действовала спиртовая ярмарка, куда приезжали аж с Предельных гор.
При этом местное ушлое начальство наладило выпуск своих эрзац-денег – каждая купюра могла быть обменяна на этих ярмарках на литр «спиритус вини ректификати». Именовались они вычурно и забавно на его взгляд: «Особые натуральные векселя Духославского Спиртового Центрального Банка». Подделать их не было никакой возможности – спиртовые бароны как-то умудрились наносить на них сложные цветные голограммы (наверное, оборудование уцелело со времен Напасти).
Надо ли удивляться, что вексли стали тем же, чем доллар в его мире? Чудны дела твои, Господи! Апокалипсис, можно сказать, случился, а народ все равно без денег не может.
На местном рынке народу толклось немало. Торговали здесь, как обычно в таких местах, чем попало: грубой вязки шерстяные носки соседствовали с медом в сотах, а живая рыба в кадушке – с копченой кабанятиной. Тут же продавали большие и мясистые лягушачьи лапки (бедствия, надо полагать, отучили аборигенов привередничать). Шкуры мутантов соседствовали с тривиальными овчинами, а на развалах рядом с лесками и крючками лежали электронные платы и древние мобильники и ноутбуки с погасшими навек экранами. Старушка в тулупе и платочке продавала фикус в кадке, а рядом парнишка в очках – кактусы в горшочках. Несколько попрошаек вертелись поодаль.
Виктор миновал продуктовые ряды. Среди дичи, рыбы и солонины дико было видеть конфеты и шоколад вполне современного вида. Старые запасы, дожившие до сего дня в холодильниках и бункерах, или, что вернее, доставка с неведомой здешней Большой земли? В основном, однако, торговали картошкой, капустой, огурцами и яблоками. На самодельных, грубо сколоченных прилавках-ящиках стояли закатанные в разнокалиберные стеклянные банки домашние соленья. Пахло свежим хлебом и жареным мясом из маленькой шашлычной.
А вот человек характерного южного вида торговал фруктами, разве что не апельсинами и гранатами, а какими-то особо крупными сливами, мелкими яблоками, лесной ягодой.
– А бананов нет? – решил пошутить Виктор.
– Нэт. И нэ будет. Прихади фчера. – Кавказец зыркнул исподлобья и нарочито заботливо прикрыл фрукты ветхим полиэтиленом.
Журналист двинулся дальше сквозь толпу и перешел к рядам, в которых торговали разной всячиной. Тут были вещи, прежде виденные им лишь в музеях. Деревянная прялка-самопряха, кросны для ручного ткачества холста и сукна, березовые туески, ручная же мельница-крупорушка. Рядом с помятыми и чинеными кастрюлями из алюминия и нержавейки – глиняная посуда кустарной лепки. М-да, воистину провал в прошлое.
Ряды, торговавшие одеждой, демонстрировали редкостное разнообразие – поношенные вещи с логотипами разных модных фирм, кожаные куртки, штаны, пошитые местными умельцами, самокатные валенки, вязаные варежки, носки. Старомодные костюмы, вытащенные, должно быть, с самого дна чемоданов и сундуков. Купить, что ли, свитер – осень скоро.
Был тут и книжный ряд. Старые книги, иные такие ветхие, что страшно в руки взять, и даже переписанные от руки. На глаза ему попалось несколько книг на совсем неизвестных языках и вообще с невесть каким шрифтом. Лишь замысловатые диаграммы и таблицы говорили, что это литература научного содержания. Но продавцы, как на подбор старики и старушки интеллигентного вида, мало что могли сказать насчет их происхождения.
Виктор шел, потихоньку прислушиваясь, о чем люди меж собой болтают. Ничего особо интересного, впрочем, он не услышал. Все как обычно – что подорожало и что подешевело, откуда и когда ожидаются обозы с товаром, где подешевле взять и кому перепродать. О видах на урожай да про лихих людей и мутантов, ну и разговоры, что, дескать, как бы не возникла Зона на месте Столповска.
Первое, что бросилось в глаза в артефактном ряду (а как же без него в Зоне-то), было мятое жестяное корыто, в котором горкой были навалены куски заиндевелого серого плотного желе. Ледорит – артефакт, порождаемый при низких температурах «седой бурей», старшей и куда как более страшной сестрой «хладки». Минус сорок градусов плюс-минус две тысячных.
Народ подходил к контейнеру, совал замурзанные купюры, монеты и какие-то бумажки, и упитанная тетка в грязном фартуке и вязаной шапочке длинными щипцами накладывала ледорит в банки или кастрюльки.
У них в Верее, как он помнил, ледорит тоже использовали в ледниках и погребах. А ученые по всему миру даже охлаждали с его помощью свои приборы там, где нельзя было воткнуть кондиционер или холодильник. Но вот чтобы так, обыденно, на почти деревенском базаре?..
Но вот дальше он увидел такое, что забыл о ледорите.
Черт! Глаза разбегались! Небольшая часть принесенного отсюда хабара могла бы сделать его долларовым миллионером.
Нет, конечно, хватало тут и знакомых ему артефактов вроде «красного камня» или «радужных яиц» – их, как отметил Рузин, охотно покупали обыватели. Видимо, использование артефактного электричества давно вошло в Столповске в привычку. Но вот прочее…
«Кольцо дней» – артефакт в виде браслета из черного стекла, омолаживающий организм на три года (правда, лишь один раз).
Вот «старая медь» – с ее помощью выращивают непревзойденные кристаллы кремния для процессоров.
