– В общем, всё ясно, – резюмировал Скрипач. – Не хватает только Леона, Мориса и мелких – для того чтобы довершить картину вселенской скорби.
Мотыльки сегодня решили побыть с Сэфес – экипаж снова лежал на поддержке у медиков, а Мотыльки вызвались, по их словам, «последить и повеселить», потому что настроение у экипажа было, мягко говоря, не очень хорошим. Особенно в свете перспективы ближайшего выхода.
– Не понимаю, что вы хотите, Милтон? – Ит сел за стол, протяжно, со вкусом, зевнул и усмехнулся. – Смиритесь. Бессмертных не бывает.
– Бывают. Вы, например.
– Мы не бессмертные, – поправил Ри. – Мы – возвратный круг, это нечто совсем иное. И если вы думаете, что нам приятна мысль о том, что в скором времени нас не станет, вы сильно ошибаетесь. Нас это пугает, пожалуй, даже больше, чем вас.
– Почему? – вяло поинтересовался Милтон.
– Да потому, что мы помним – как это. Умирать. И, уж поверьте, совсем не хотим повторения.
* * *
«Укладывать спать» команды в этот раз пришли какие-то другие врачи, незнакомые. То ли Огден решил, что достаточно уже делать послабления команде, то ли Илья и доктора «Вереска» были сегодня заняты. Пока ждали своей очереди, молча сидели рядом с капсулами. Понурые Мотыльки примостились у Ри на коленке, и он машинально гладил их по головам; Скрипач, успевший снять рубашку, сейчас скручивал её в жгут, но Ит, против обыкновения, рубашку не отнял. Он зачем-то вытащил свою поясную сумку и что-то в ней перекладывал. Кир, уже успевший забраться в капсулу, сидел в ней сейчас неподвижно, невидящим взглядом уставившись в стену.
– Ит, чего ты там роешься? – поинтересовался Ри.
– Смотрю, что может пригодиться. После гибера народу будет хреново. Ну, не так, чтобы совсем, но… в общем, Рофаил подсказал кое-чего, хочу подготовить, – объяснил Ит, закрывая сумку и убирая её в один из отсеков для хранения на стене. – Интересно, они скоро там?
– Судя по шуму, скоро, – Ри покачал головой. – Ну что, мужики? По койкам?
– Давайте, – согласился Кир. – Хоть выспимся.
– Ты еще добавь – напоследок, – заметил Скрипач.
– Про напоследок я скажу на четвертом гибере, – хмыкнул Кир. Лег, положив руки под голову, потянулся. – Какая же Огден всё-таки сволочь.
– Не то слово, какая, – подтвердил Ит. – Всё, ложимся.
Через минуту пришел врач, приказал всем надеть маски. Судя по торопливости и по тому, что они, засыпая, успели расслышать, экипаж уже вошел в режим и торопил медиков.
– …да, я тоже слышал, что нас переводят, – донесся до Ита голос кого-то из врачей. – «Ива» и «Вереск» уже отправлены, но куда, не сказали…
Так вот почему Илья не пришел, понял Ит. Их всех уже нет на «Альтее». Жаль. Это были очень даже неплохие два с половиной года…
* * *
Леон и Морис, само собой, слегка лукавили – конечно, им было тяжело, но не настолько, насколько они это показывали. Рофаил, который почти сразу понял, что они затеяли какую-то свою игру, их, разумеется, поддержал – даже пошел скандалить на совещании по выходу.
Контроль к моменту возвращения команды сумел весьма и весьма существенно «обработать» всех, до кого смог дотянуться. Конечно, это не смогло бы продолжаться долго – но сейчас задача была максимально простой. Все Контролирующие, которых Официальная служба заставила принимать участие в операции, приложили максимум усилий для того, чтобы дать возможность Леону и Морису увести команду ко второй точке экстремума. Истинной точке.
А дальше…
И Барды, и оставшиеся Сэфес знали, что будет дальше.
И кого озверевший Огден принесет в жертву…
– Сколько у нас будет форы? – спросил Леон.
– Тридцать часов, так сказали Барды. Погоня выйдет за нами примерно через сутки. Скорее всего, это будет одна из кластерных станций. Как только воздействие будет снято, они поймут.
– Не думаю, что мы сумеем уйти. – Пространство вокруг Леона стало стремительно темнеть – говорили они сейчас не только словами, но и мыслеобразами тоже.
– Это неважно. Главное, чтобы сумели уйти они…
Терра-ноль, МоскваНе сдаватьсяГород невозможно было видеть, но его можно было ощущать. Фэб сидел между конвоирами, закрыв глаза, и чувствовал – вон оно, вот, огромное и живое, совсем рядом. Сейчас машина едет через мост, и совсем рядом – плеск воды, ветер, крики чаек; где-то далеко-далеко идет по реке маленький катер, едва слышно его движок, но это неважно, главное, что это всё есть и оно тут… После моста – откуда-то справа – густой шоколадный запах, такой свежий и объемный, что дух захватывает. Берта сказала, что где-то поблизости находится комбинат, на котором производят шоколад, и сейчас, пока машина проезжает мимо, можно буквально купаться в этом тёплом южном запахе. Дальше – неожиданно – цветочный аромат, тоже сильный, перебивающий даже запах бензина и ГСМ. Может быть, какой-то сквер, в котором большие клумбы, как знать.
Как же хочется пройтись по этому городу самому… Непонятно, осуществимо ли это, возможно ли – поэтому пока что оставим мечтой, недостижимой и потому особенно прекрасной.
Фэб открыл глаза. Всё тот же кузов перевозки для заключенных, всё те же шестеро конвоиров, на руках и на шее – всё та же «сбруя» с молекулярными нитями. Он тяжело вздохнул.
Странно, что они на это пошли. Что происходящее вообще имеет место быть. Фэб, прогнозируя, не ожидал такого стремительного развития событий – а развитие и впрямь получилось еще то.
Россия, ни много ни мало, заявила Официальной протест по полной форме – о превышении полномочий по ряду соглашений. В результате главными действующими лицами в происходящем процессе стали власти государства и Официальной, а вовсе не Фэб, который к исходу третьего заседания превратился, по его собственному мнению, в «ходячий прецедент». Он, собственно, и был важен именно как объект-пример, и на его месте теоретически мог бы оказаться любой другой заключенный такого плана – это принципиального значения не имело.
Скандал, конечно, получился грандиозный. Джессику, Берту и его самого трясли две недели без малого, пытаясь докопаться до того, кто и как сумел передать информацию о них в таком виде властям. Трясли, но правды так и не нашли – Фэб страховался на совесть. Четырехуровневая цепочка, которую он создал, сработала идеально, придраться не к чему.
И процесс пошел.
* * *
В этот раз заседание шло три часа, и Фэб в очередной раз про себя проклял эту свою затею – он ожидал многого, но никак не такое количество унылейшей бюрократии, которую сейчас разводили официалы и власти. Дело стремительно обрастало всё новыми и новыми томами и грозилось затянуться до бесконечности. А ведь в этот раз суд шел только по его делу, и неизвестно еще, что будет, когда начнут работать с делами Джессики и Берты – до них пока что не дошла очередь.
