– В общем, так, бойцы! Забудьте вы про своего старика. Он свое пожил, и хватит о нем. А мне такие люди нужны. Смелые, рисковые. У меня теперь четырех баб не хватает, и трех мужиков ваши самоходки постарались. Вот ряды и пополните. А о твоем ножике на моем горле забудем. Я не злопамятный. Отработаешь потом…
– Ты, кажется, не понял! – осерчал Руслан. – Говори, где старик!
– Рус, ты не к тому месту нож приставил, – кивнул Лис. – Смерти он не боится. А вот, скажем, без наследников остаться…
Лис, все еще державший длинный тесак в руках, опустил его до уровня пояса и ткнул Джокера в пах. Легонько так ткнул. Джокер напрягся. Стальные мышцы вздулись.
Руслан почувствовал, как он раздался под его руками.
– Вот это ты зря сделал, сынок, – процедил холодным тоном Джокер, таким холодным, что от него веяло мертвечиной.
– Говори, сучий потрох! – рявкнул Руслан и обратился к Николаю: – Не ответит, режь на пятаки!
Джокер был мужчиной в годах, на добрый десяток лет старше своих противников. И такое унижение был снести не в силах. Первым порывом его было вырваться и убить обоих. Но, поразмыслив, он вдруг усмехнулся и опять расслабился.
– Ладно, будем считать, что ваша взяла. Старик ваш в проклятом доме, в подвале заперт. Ключ в верхнем ящике стола, – кивнул он на большой стол в углу комнаты.
Николай, повинуясь немому указанию Руслана, пошел проверить.
– Который? – спросил он у Джокера, зазвенев связкой ключей.
– Маленький. Да нет, не тот. Нет. Следующий. Не этот.
– Лис, не слушай его, бери все. На месте разберемся! – прервал Руслан.
Джокеру это предложение не понравилось. Он слегка дернул бровью, но промолчал.
– Как пройти к дому?
– Отсюда выйдете и три квартала до Ленинского проспекта. Там перекресток с Карлом Маркса. Второй дом от перекрестка.
Николай оторопело уставился на Руслана. Такие координаты им ничего не говорили.
Местности они не знали вовсе, а уж названий и тем паче.
– Ну? – усмехнулся Джокер. – Я всё сказал. Идите за своим стариком.
* * *
На обратном пути, выходя из озера, Хаймович обо что-то споткнулся. Рассмотрев предмет, он повеселел.
– Таки угощу я вас сегодня рыбкой.
Он нагнулся в воду, окунувшись с головой. А когда голова появилась, то Хаймович счастливо улыбался, держа в руках какое-то хитросплетение из зеленых веток. Меж веток на солнце металлическим блеском отливали и плескались рыбы.
– Вот образец человеческой смекалки, – молвил Хаймович, вытряхивая сверкающих на солнце рыб из мордушки, как он назвал грубо плетенную корзину. – Значит, люди рядом, и промысел этот не забыт. Как и навыки плетения. Привал, однако. Сережа, собери сушняка. Добрую ушицу я вам сейчас организую. Эх, маслица бы подсолнечного… – сокрушался Хаймович. – Жареная рыба не в пример вкуснее. Хотя ухи я тоже давно не ел.
– А чего она не кричит? – Шустрый подобрал желтоватую рыбину с земли. Она билась и тщетно открывала рот, не издавая при этом ни звука.
Хаймович расплылся в улыбке.
– Дорогой мой! Она не может кричать. Поговорка «нем как рыба» вам, конечно, незнакома. Большинство рыб просто не в состоянии издать какой-либо звук.
– Хаймович, какой привал? – нарушил идиллию Федор. – Нам же на ту сторону еще добраться надо. А солнце садится.
Хаймович отмахнулся от Федора, как от мухи.
– Ты край озера видишь? До того берега километров семь, а вокруг озера все десять – пятнадцать. Здесь заночуем.
Федор с недоумением пожал плечами и пошел рубить елки. Я присоединился к нему.
Хаймович остался колдовать над котелком, привлекая к колдовству женщин и рассказывая как правильно нужно чистить рыбу, и главное, как ее готовить. И пока мы с Федей таскали ветки на шалаш, Хаймович то и дело сетовал на отсутствие разных необходимых для правильной ухи ингредиентов. В конце концов, сказав, что главный ингредиент, то бишь рыба, у нас все-таки имеется, он решил, что ухе быть. Не успели мы доделать шалаш, как Хаймович, осторожно дуя на ложку, отхлебнул и сообщил:
– Готово! Прошу всех к столу!
В завершение колдовства он вытащил горящую ветку из костра и окунул в котелок. Затем, хитро прищурившись, отвинтил колпачок заветной фляжки и плеснул в уху.
– Ну и как вам? – вопросил он, пока мы дули на миски и прихлебывали ароматное варево.
– Угу, – одобрил Сережка, шумно прихлебывая.
– А рыбу есть будем? – спросила Роза.
– Рыбу, милочка, надо есть осторожно, выбирая кости. Костей, к сожалению, в ней немерено. Вот попалась бы щука!.. Ах, какую рыбу фиш готовила моя покойная бабушка!
– Вот, значит, какие козлы мою рыбу воруют! – донеслось из леса. Раздвигая кусты, из чащи вышел старик в линялом камуфляже.
– Ты, дед, со словами аккуратней, – хмуро глянул Федор, – как бы за козлов отвечать не пришлось!
– Ах ты сопляк! – возмутился дед. – А ты, хрен старый, туда же? – Это он Хаймовичу, замершему с ложкой. – На чужую добычу рот раззявил! Крысы! Приятно подавиться вам моей рыбой!
Федор нехотя поднялся и пошел навстречу деду походкой, не предвещающей ничего хорошего. Хаймович же необъяснимо замер и во все глаза рассматривал незнакомца.
Линялый камуфляж, стоптанные сапоги, всклоченная с проседью бороденка, битый жизнью воробей, не иначе. В общем, ничего примечательного. Пожалуй, только вот ружье в руках придавало вес и серьезность его несерьезному облику. И по тому, как оно блеснуло и уставилось в грудь Косому, не оставалось сомнений: курок он нажмет не задумываясь.
– Федор! Подожди! – окликнул я Косого. – Давай поговорим.
Подбежав к Косому, я хлопнул его по плечу.
– Ну и чего ты так расшумелся? – сказал я деду примирительно. – Рыбу мы еще и не ели даже. Откуда мы знали, что она твоя?
– Не вами положено, не вам и брать. Мордушку мою зачем потрясли?
– Послушай, уважаемый, – поднялся Хаймович. – На ней не написано, что она твоя. Чем докажешь? Вот сапоги на тебе на мои похожи, на днях пропали. Скажешь, не ты украл?
– Ты говори, да не заговаривайся, сапоги эти я в казарме в прошлом году нашел.
Тут старик ойкнул. Наверное, от того, что нечто твердое уперлось ему в спину. Шустрый подкрался сзади и воткнул дедушке автоматный ствол меж лопаток.
– Чего с ним говорить? – сурово, по-взрослому, копируя интонацию Косого, сказал он. – Замочить и всего делов!
Косой улыбнулся. Его школа.
– Ружье отдай! – протянул он руку к потертому ружьишку.
Дед покрутил головой, пытаясь углядеть нашего Сережку за спиной, и со вздохом и сожалением протянул ружье.
– Бери, аспид!
Федор подхватил ружье и, разломив его пополам, вытащил две тусклые гильзы.
– Не обижайся, милейший, это на всякий случай. Пойдем лучше к нам, ухи поедим да за жизнь поговорим, – начал примирительно Хаймович.
