В правом углу стол с разложенными на нём бумагами, печатной машинкой и лампой на краю. Её свет бьёт в глаза пленнику. За столом, спиной к портрету Гитлера, сидит следователь и что-то пишет. Слева от него, под портретом, стволом вниз подвешен за ремень «шмайсер», рядом косо висит коричневый подсумок с запасными магазинами.
На соседней стене, намного правее стола и почти под потолком, круглые часы с имперским орлом. Чуть ниже ряд из четырёх репродукций: два пейзажа с видами каких-то горных озёр, развалины старинного замка и ярмарка в средневековом городе. В стеклах картин отражается диван у противоположной стены, деревянное кресло в углу, металлический столик с окровавленными хирургическими инструментами и вертикальное полотнище со свастикой в белом кругу.
Заметив мой интерес, палач злобно зыркнул на меня. Зажав в зубах картонный мундштук папиросы, сердито выпустил дым из ноздрей, резко оттолкнулся от стены и с грохотом захлопнул дверь.
Экскурс в основы пыточного дела закончился, но и того, что я увидел, хватило, чтобы по спине побежал холодок, а волосы на голове зашевелились. Если нас схватят, висеть нам, как тот бедолага в допросной, или лежать на холодном полу головой между электропечей, а может, скрючиться в три погибели в каком-нибудь ящике с приспособлениями для вырывания ногтей, костедробилками, «испанскими» сапогами и прочими садистскими изобретениями.
Наконец показался крутой спуск в подвал: серый гребень ступеней уходит вниз, с обеих сторон посверкивают трубы поручней, две тусклых лампочки теплятся на наклонном потолке с чёрными пятнами плесени. Из подземелья ощутимо тянуло затхлой сыростью и смесью неприятных запахов.
Мы только ступили на щербатый бетон лестницы, как воздух в узком пространстве мгновенно наполнился позвякиванием амуниции, шорохом одежды и звонким стуком тяжёлых подошв. Где-то на полпути у меня возник новый план. Жутко рискованный, основанный на одних лишь предположениях, он давал дополнительный шанс спасти Марику и самим выбраться на волю. Я хотел сперва поделиться им с временными союзниками, но потом передумал: пусть всё будет так, как договаривались, а я, когда надо, внесу свою лепту.
Секунд через тридцать мы оказались в подвальной тюрьме. Длинный и узкий коридор упирался в фанерный стенд с прицепленным кнопками пропагандистским плакатом. На нём поверженного на землю красного дракона, с мордой отдалённо похожей на лицо Сталина, пронзили две руны «зиг»; сзади, на фоне разрушенных домов и зарева пожарищ, возвышался тёмный силуэт немецкого солдата с гранатой в поднятой руке. Надпись внизу плаката гласила: «Коммандо дер ваффен СС».
Сбоку от геббельсовского творчества (один под другим) висели два листа ватмана. На верхнем был начертан поэтажный план здания, на нижнем — пронумерованная схема тюремных камер. Правее их, на трёх вертикально приколотых листках бумаги, шёл список заключённых. (Некоторые фамилии вычеркнуты, рядом с ними кто-то торопливо дописал новые имена).
Под потолком, опираясь на поперечные балки, тянулись ряды чёрных труб. Толстые стены со следами досок опалубки были выкрашены в песчаный цвет. С обеих сторон в коридор выходили железные двери с полукруглым верхом, толстыми брусьями стальных засовов, заслонками «кормушек» и маленькими дырками смотровых глазков.
В полу решётки через каждые два метра, чтобы смывать кровь и следы жизнедеятельности. Воздух провонял блевотиной, глаза слезились от едкого запаха мочи и экскрементов: после пыток у пленников случались проблемы с недержанием, и они частенько ходили под себя, не успевая доползти до параши.
Разделившись на три группы, наш отряд направился к свободным камерам (у них двери были открыты), возле которых дежурили часовые.
Ганс и Томас начали первыми. Пока Томас отвлекал на себя внимание охранника, Ганс вытащил шило из-за голенища и с размаху вогнал его ничего не подозревавшему немцу в основание черепа.
Это послужило командой Дитеру с Юргеном. Те просто задушили свою жертву, перед этим сломав ей в короткой драке челюсть и пару рёбер.
Больше всего досталось мне и Вольфгангу, поскольку нам противостоял бугай с пудовыми кулаками. Первым же ударом здоровяк отбросил моего напарника к стене. Вольфганг сильно приложился затылком о шершавый бетон и, оглушённый, сполз на пол.
Я бросился противнику под ноги, обхватил его за левый сапог и вонзился зубами в бедро. Согласен, мало похоже на героическое поведение, но я далеко не Шварценеггер, а громила, которого я укусил, фактурой и ростом с Валуева будет. Он даже внешне чем-то на него смахивал.
Здоровяк заорал, дёрнул ногой, но я вцепился в неё мёртвой хваткой и ещё сильнее сжал челюсти. Продолжая орать, он хотел обрушить на мой затылок всю мощь своих кулаков, но в это время группа поддержки набросилась на него, как свора собак на медведя. Немец пролаял что-то вроде: «Ду армес шайзе!» — и мои помощники разлетелись в стороны, отброшенные чудовищным усилием.
Всё же они дали мне секундную передышку. Не разжимая зубов, я вытащил из кармана одну из шприц-ампул, сбил пальцем с иглы колпачок, с силой вонзил сверкающую сталь в бедро бугая и сдавил мягкие бока тюбика.
— А теперь бежать! Бежать! Бежааать! — заорал я, отвалившись от фрица, как насосавшийся крови клещ, и прытко поскакал на четвереньках в сторону каменного мешка, где томилась Марика. Дитер со своими людьми бросился за мной.
Пока дрались с громилой, Ганс отстегнул ключи от пояса погибшего первым охранника, отпер узилище с номером тринадцать. Мы забились в камеру, захлопнули дверь. Ганс дрожащими руками провернул ключ в замке, запирая её изнутри, и толкнул заслонку «кормушки». Тяжёлая пластина с грохотом стукнулась о железо двери, мы с Дитером столпились около небольшого отверстия, наблюдая за всем, что происходило в коридоре, остальные по звукам восстанавливали картину.
А там было на что посмотреть: вакцина действовала, на глазах трансформируя ткани бугая. Он орал как недорезанный, вцепившись руками в волосы и бешено вращая глазами. И без того уродливое лицо исказила мучительная гримаса, струйка слюны покатилась из уголка губ к подбородку. Его мышцы быстро наливались силой, резко увеличиваясь в размерах, одежда трещала по швам. В итоге она порвалась и повисла лохмотьями на покрывшейся серой шерстью мускулистой фигуре.
Трёхгранные когти с хрустом проткнули сапоги и вместе с оволосевшими пальцами вылезли наружу (мне это живо напомнило волка из мультика «Ну, погоди!», когда тот на катке натягивал детские коньки), чуть позже ступни стали ещё больше и обувная кожа, не выдержав, лопнула с громким хлопком.
