«!
– Вне закона! Вы поняли, какараки тухлозадые? – обратился к грабителям воевода.
– Что ж он снова ругается, как водолаз, – неодобрительно сказал пестун.
– Он и был водолаз, – принялся объяснять Задар, но Синдри обернулся и шикнул на него.
– А корабли их? – спросил воевода-водолаз уже у Снот.
– «Далее, нагнали они отряд, и пришлось им обагрить стрелы и клинки за то имущество, тогда оно достанется тому, кому принадлежало ранее, всё, что он опознает. И пусть они поделят между собой то, что принадлежало грабителям и не было опознано кем-либо с законными свидетелями».
– Корабли, стало быть, останутся в том повете, где грабителей взяли? Пока хозяин не сыщется? – воевода придирчиво уставился на паром. – «Трегорландское духоплавное товарищество на паях»?
– Ещё есть обстоятельство, – законоговорительница вернулась к предыдущей странице. – По определению закона, грабители – это те, «которые грабили и бесчинствовали вдоль и поперёк страны», а эти у нас ничего награбить-то не успели…
– По замку стреляли, – сказал Деян. – Это не бесчинство, что ль?
– Бесчинство, – охотно согласилась Снот.
– Не по одному нашему замку стреляли, – уточнила Меттхильд. – Ещё по гдинской страже и по Брусову.
– Меттхильд Борвинсдаттер мечница! – Вратислав улыбнулся, отвешивая ещё один сердечный поклон. – Вот кому Мествинов доспех-то и по праву, и по плечу! Точно говоришь, в трёх поветах бесчинствовали. Где судить их будем? Венцеслава, твоё копьё, твоя земля, твоё и первое слово – кому вече собирать?
Созыв веча был одной из обязанностей поветового старосты (или, в случае Пеплина, старостихи). Свекровь подошла к ограде моста и брезгливо посмотрела вниз. В меньшем духоплаве, один из юных воблоедов оттолкнул пытавшегося удержать его товарища (тот как раз выглядел древнее скамьи Йокки) и поднял руку.
– Говори! – повелела Венцеслава.
– Делайте с нами, что хотите, нам всё равно! – срывающимся голосом завопил воблоед. – Хуже того, что Олоф из Вика теперь с нашей роднёй учинит, вам не придумать!
– Олоф из Вика? – свекровь приподняла бровь.
Несколько неудавшихся грабителей заговорили вперебой.
Венцеслава обвела толпу взглядом, ропот стих.
– Назовись и объясни! – приказала старшая пеплинская владычица отроку, заговорившему первым.
– Я Кьяртан с Боргунда! Олоф из Вика объявил себя конунгом, взял наши семьи в заложники, и послал нас грабить с Тангбрандом, сыном Вибальда! Мол, делайте, как он велит, и сами без добычи не возвращайтесь! Коней возьмите, и…
– Олоф кто? Конунгом чего? – перебил воевода.
– Конунгом Боргунда! – объяснил Кьяртан.
– Вот так взял и объявил? Конунга же тинг выбирает? – воевода был явно не удовлетворён объяснением.
– Какой вообще конунг может быть у Боргунда? – вставил Синдри. – Боргунд – часть Танемарка! Боргундские мужи, что ж они не защитили закон?
– Отцы наши пошли на промысел в Студёное море, а на обратном пути их льдами затёрло! – Кьяртан шмыгнул носом. – А там Олоф заявился с севера с ватагой…
– Что ж вы у Кильды подмоги не попросили? – Вратислав нахмурился.
– Олоф врасплох нас взял, а один передатчик на острове – в гамлеборгском порту!
– А что ж в пути не удрали?
– Тангбранд на подморнице нас всю дорогу под пушечным прицелом держал!
– На всё, что ль, у него отмазка готова? – без доверия сказал Деян.
Неожиданно задребезжал телефонный звонок. Источником звука был ларь на колёсах. Воевода поднял крышку с блеснувшей бронзой надписью «Поллон», вытащил из гнезда трубку, поднёс к шлему, и сказал:
– Вратислав здесь! Слушаю! Яснее говори! Что? Нет, так не пойдёт! Ставлю тебя на громкую связь!
Воевода щёлкнул переключателем и что-то подстроил на внутренности крышки ларя. Судя по рунному наборному диску и прорве лампочек, движков, и переключателей, это и впрямь был не приёмопередатчик, а настоящий беспроводной телефон. Из решётки мезофона, встроенной в боковую стенку, отрывисто прозвучало:
– Вратко, Порай здесь!
– Чем новым порадуешь, Порай шкипер?
– Сперва опечалю! Как наши гиропланы за духоплавами погнались, прямо в гавани подморница всплыла! Вертолёт запустила!
– Про то и про оружейню я уж знаю…
– Ты слушай, что они из оружейни взяли! Только ракетные огнемёты! Успели, пока гиропланы не вернулись! И пятерых из стражи положили!
– Беда! Такое оружие в такие руки…
– И я так рассудил, воевода! Едва подморница погрузилась, послал «Молнию» по спирали через фарватер! Как акустики след взяли, «Молния» их опередила! Дюжину глубинных бомб сбросила! Подморницу – в куски! Боевая рубка аж на воздух взлетела!
– Лепо! С полем вас, охотники! Собака белая защити, что ещё на нас за напасть?
Последний возглас воеводы относился к всадникам, во весь опор скакавшим по раскатанному снегу дороги вдоль западного берега Сомовой протоки. Это было поистине варварское зрелище – кони и ездоки в старинной броне, плащи из волчьих и медвежьих шкур, копья, мечи наголо, и посреди оравы верховых – тройка, впряжённая в сани с многоствольной пушкой. Во главе отряда конных варваров на полностью закованном в чернёную сталь тяжеловозе мчался огромного роста воин, крылья огромной хищной птицы за плечами. За ним едва поспевал знаменосец. На вздымаемом им древке развевался наполненный воздухом грифон.
– Что за напасть? Налётчики? – обеспокоенно спросил Порай шкипер из мезофона.
– Всё в порядке, – успокоил его воевода. – Просто брусовское рушение подоспело. А налётчиков мы с пеплинским копьём давно уж в плен взяли. Вот что… У «Молнии» до Боргунда хода хватит?
– Да хоть до Йорвика!
– Тогда побудь на проводе, сейчас что-то решим, – нахмурясь, воевода оглядел неудавшихся грабителей, понуро стоявших на палубах двух духоплавов под прицелом пушки на циклогире, пулемётов на башнях, и пищали. – Если кто с Боргунда, наш закон его защищает, так?
– Так, на то и Северный союз, – подтвердила Снот. – Только эти-то вне закона.
– Но мы их ещё не судили?
– Верно, но можно рассудить, что вне закона они оказываются, сразу как начинают грабить и бесчинствовать, – сказала законоговорительница. – Хотя…
Она снова принялась листать книгу в окованном железом переплёте.
– Вот! «Далее, приходит в нашу землю смертный, который ранее был изгнан отсюда и объявлен вне закона, и приносит правдивые известия о вторжении неприятеля, чего не знали жители страны до этого. В таком случае он будет прощён по решению тинга, хотя бы и считался раньше нитингом».
