— Повелитель, — взывала к нему группа покрытых струпьями, окровавленных ничтожеств. — Повелитель. Великий повелитель, прошу. Благословите, повелитель.
Невероятно. Отчаяние заставляло их верить, будто ему есть дело до их жизней.
Кауртал игнорировал всех, направляясь к громоздкой фигуре в дальней части пещеры. Перед ним разбегалось все больше отбросов и выживших, и их тени плясали на стенах с дьявольской быстротой.
Фигура поприветствовала его из темноты, проявив огромное уважение тем, что обратилась первой. Ее глазные линзы были такими же синими, как небо в сезон засухи над Городом Серых Цветов, дома на Колхиде. Она неподвижно стояла, издавая гул работающей брони. На шлеме были клыки, громадные плечи указывали на чудовищную, нечеловеческую силу. Для Кауртала это был просто воин в доспехе катафрактия. Для людей, которые ему прислуживали, это был убийца, сотворенный по образу сгорбленного и давно позабытого божка-примата. Его голос доносился из вокса рычанием, похожим на удар грома на горизонте.
— Джерудай Кауртал, — произнес он. — Ты еще жив.
Кауртал кивнул, и сочленения его собственного доспеха издали гудение.
— Похоже на то.
Терминатор поднял тяжеловесную руку. Возможно, это было приветствие.
— И вот наши пути вновь пересекаются, — сказал он, — на две тысячи четыреста сороковой день.
В том, что Туул помнил точный день, тоже не было ничего удивительного. Они все считали дни. Теперь Несущие Слово приветствовали друг друга подобным образом.
— Ты последний из Извивающейся Руны?
Кауртал не был уверен на этот счет. Он уже несколько недель не видел никого из своего ордена. Если быть точным, пятьдесят один день, а те, кого он обнаружил, были телами, которым предстояло гнить в пещере, во всех прочих отношениях заброшенной.
— Думаю, что это возможно, — согласился он. — Нам нужно поговорить.
Перед тем как ответить, терминатор молчал несколько секунд.
— Ну, так говори.
— Не здесь, — Кауртал указал на рабов.
Двое Несущих Слово двинулись вглубь пещеры, а затем по ведущему из нее туннелю.
— Туул, — обратился он к терминатору. — Как ты их терпишь? Как ночь за ночью выносишь шепот и плач? Их молитвы раздирают мне уши.
Терминатор вышагивал в глубокой тьме, от его тяжеловесной поступи расходился раскатистый гул. Единственным светом был тот, который появился вместе с воинами: холодное как лед, бело-синее сияние глазных линз. Они шли все дальше в безмолвие, нарушая безмятежность звуком шагов сапог по камню и скрежетом сочленений доспехов.
— Разве мы не заслуживаем их почтения? — спросил Туул. Его голос напоминал ученую лавину. — И разве боги не заслуживают поклонения?
Продолжая идти, Кауртал провел рукой в перчатке по неровной скальной стене.
— Боги нас покинули, — сказал он. — Как и Лоргар.
Из клыкастого шлема Туула донесся треск вокса, похожий на проскальзывание шестерни.
— Богохульство, брат? От одного из возвышенных Гал Ворбак?
Во мраке сухо прозвучал смешок Кауртала.
— После бегства Кор Фаэрона прошло более половины десятилетия. Семь лет туннелей, озаряемых ритуальными огнями и дульными вспышками вражеских болтеров. Семь лет вдыхания соленой вони человеческого пота и пряного мускуса сочащихся язв, разрастающихся из радиационных ожогов. Лоргар не вернется за нами, Туул. Он никогда и не собирался возвращаться.
— Солнце до сих пор изливает отраву в пустоту.
— Возможно, поверхность Калта губительна для жизни, однако угасание умирающего светила едва ли представляет угрозу для спасательного флота, защищенного от радиации.
Туул развернулся к нему.
— «Спасательный» — трусливое слово, Джерудай.
— Называй, как хочешь. Да и нужен ли флот нашему владетельному отцу? Он внимает песне варпа. Сплетает и рвет его так же легко, как шелк. Почему бы не рассечь реальность и не придти нам на помощь?
Последовала пауза, пока Туул обдумывал это.
— Ты пил из запястья Благословенного Сына и вкусил божественной крови. Как случилось, что именно ты из всего Легиона приходишь ко мне с подобным кощунством? Что за безумие побуждает тебя явиться в эту священную тьму и изрекать подобную ересь?
— Говорите истину, — без улыбки процитировал Кауртал, — даже если голос дрожит.
Терминатор двинулся дальше. Кауртал какое-то время молчал, однако он не был самым терпеливым среди тех, кто когда-либо носил красные цвета XVII Легиона.
— Ты замечал, что после этих двух лет даже пустые туннели пахнут кровью?
Туул издал согласное ворчание, но ничего не сказал.
— Твои слуги были разбиты, — утвердительно заявил Кауртал.
— Вчера, — отозвался Туул.
— Тринадцатый сильно вас потрепал.
— Сильнее, чем ты думаешь, — сказал Туул. — Кровь, которую ты чуешь, — моя.
Его боевой доспех находился в таком же плачевном состоянии, как и броня Кауртала — как у каждого из Несущих Слово, которые застряли в мертвом мире пещер-городов. Запах вытекающей жизненной силы мог исходить из любой обугленной пробоины в толстой броне. Терминатор постучал бронированным кулаком по нагруднику, нарушив тишину дробью стального барабана.
— Одно из моих сердец перестало биться. Второе работает с трудом даже сейчас. Возможно, у меня есть еще несколько дней, но совсем мало. Одним богам ведомо, что разорвано у меня внутри.
Наступило очередное продолжительное молчание, а затем вновь заговорил Кауртал.
— Я перемещался по подземному миру. Сражался, когда это было необходимо, но чаще просто наблюдал и выжидал. Изучал.
Туул оглядел его бездушными глазными линзами, ожидая разъяснения. Кауртал вздохнул и дал его.
— Я считал мертвых. Уделял внимание тем, кто теперь лежит бездыханными.
— Пали тысячи Ультрадесантников, — произнес терминатор. В его голосе было столько искренности, что слова становились неоспоримым заявлением. — Возможно, десятки тысяч.
— Я имею в виду не их подсчет, Туул.
Еще одна пауза. Кауртал буквально слышал перешептывание и пощелкивание недовольных размышлений Туула.
— Я иду на поверхность, — наконец сказал Кауртал.
Клыкастый шлем Туула повернулся к Каурталу.
— Выйти на поверхность — значит умереть.
— Для тебя — возможно. Я — Гал Ворбак. Моя кровь — яд. Мое прикосновение разъедает плоть. Я больше года не ел ничего, кроме пепла, — он показал свою перчатку. На красном керамите выступали зубцы и гребни выбеленных костяных наростов, которые также были видны по всей поверхности доспеха. За месяцы во тьме кости становились тверже и пробивались сквозь керамит. Неожиданно, но это сопровождалось лишь тупой пульсацией, не отличавшейся от боли в мышцах после ежедневной тренировки.
