же одернул себя, успокаивая взъярившийся Ветер. Через несколько секунд справился с собой и, бросив на собеседника короткий взгляд, облегченно вздохнул. Кажется, Гюрятинич ничего не заметил. И славно.
— Именно его, — кивнул капитан «Феникса».
— Думаю, разобраться в происшедшем — задача полиции, — проговорил я. — Я же могу лишь попытаться обезопасить близких и наше дело от возможного повторения вчерашнего.
— Боюсь вас разочаровать, Кирилл, но обстоятельства таковы, что полиция, скорее всего, просто замнет это дело, — медленно проговорил Гюрятинич… и я почему-то только сейчас вспомнил, как тесно связана его семья с седьмым департаментом Русского географического общества. Остановившись, я окинул взглядом моего собеседника.
— Что вы имеете в виду, Владимир Игоревич? — тихо спросил я.
— Золотые пояса, — коротко ответил он, но, заметив мое недоумение, хлопнул себя ладонью по лбу: — Простите, Кирилл. Я совершенно забыл, что вы совсем недавно прибыли в Новгород и не знакомы с некоторыми его традициями.
— Я слышал о Золотых поясах. Но не понимаю, при чем здесь наша мастерская, — ответил я.
— Несдиничи, Кульчичи, Мирошкинцы, Гюрятиничи, Невереничи, Степанцы… Завидичи, и еще полтора десятка фамилий. Это малый круг Поясов, или, как нас еще называют, «старые пояса», основа Золотой сотни, в которую позже вошли Борецкие, Осинины, Долгих и прочие, так называемые «младшие пояса». Госпо́да Новгородская сохранила не так много привилегий, но одна из них, пожалуй, самая древняя, не отменена до сих пор. За свою безопасность каждый род отвечает сам. Разумеется, официально все выглядит несколько иначе, но в реальности полиция и пальцем не шевельнет, чтобы разобраться в преступлении, совершенном против одной из семей Госпо́ды. Будь то убийство, кража или поджог амбаров — максимум, что сделает полицейский департамент, это первичный осмотр места происшествия… и все.
— Как так? — не понял я.
— Вот так. Будут ждать, пока пострадавший род не укажет им на виновника или не предложит отправить дело в архив. Не бесплатно, разумеется, но… так есть.
— Получается, что дело о подрыве не будет расследоваться только потому, что дядька Мирон носит фамилию Завидич, так, что ли? — удивился я. Вот не думал встретить здесь то же, что и в том мире. Правда, здешние «торговые» бояре мало напоминают именитых того мира, но… Золотые пояса, оказывается, точно так же не любят, когда государство вмешивается в их дела.
— Именно, — кивнул Гюрятинич. — А у вас сейчас, полагаю, не так много возможностей для проведения такого расследования.
— Предлагаете помощь в этом деле? — прищурился я. Владимир Игоревич молча кивнул. Понятно… — И чем же я обязан такой любезности? Помимо ваших с Хельгой планов?
— Завидичи — старый род, — медленно проговорил капитан «Феникса», точнее, сейчас это был именно что наследник Гюрятиничей, чтобы там ни бормотал и как бы ни отнекивался глава семьи. — Скажу больше, это был союзный нашей фамилии род, еще тридцать лет назад занимавший достойное место в Большой палате. Мы хотели бы восстановить «status quo», порушенный бедой, унесшей жизни почти всей семьи Завидичей.
Я окинул взглядом собеседника… и вздохнул. Только боярских наворотов мне и не хватало.
Не было печали, да черти накачали! А я еще удивлялся, почему полиция так вяло реагировала на мои выходки… на Несдинича грешил, с его авторитетом. А оказалось… м-да. Заодно становится понятным и почему Трефилов смотрел на меня, как на идиота, когда я сообщил, что на следующий год планирую отказаться от опеки дядьки Мирона. С его-то точки зрения, глупость совершенная, понятно. А вот для меня… От известий по поводу «боярства» Завидича желание выйти из-под его опеки только возросло. По второму разу лезть в эту клоаку?! Ищите дурака.
В сотый раз за день прокрутив эти мысли в голове, я зло пнул один из камней, обрамляющих клумбу перед госпитальным домом, и с шумом выпустил воздух сквозь зубы. Ладно, пусть Гюрятинич занимается поисками, если зарвется, то предупрежденный мною телеграммой контр-адмирал сумеет наставить его на путь истинный, а у меня на это сейчас действительно нет ни времени, ни сил. Нужно восстанавливать работу мастерской и срочно нагонять график, иначе придется платить неустойку по контрактам, а это… это полностью исчерпает все свободные денежные средства, имеющиеся у нас в наличии.
Что, нельзя так поступать с будущим почти родственником? Ерунда. Владимир Игоревич закусили удила и теперь, пока чего-то не добьются, не успокоятся. Упрямства капитану «Феникса» не занимать. Да даже если бы он меньше рвался в бой, мне его было не уговорить. Для Гюрятинича я не более чем пятнадцатилетний мальчишка с амбициями… Сам слышал утром. Мимоходом. Хотя где он те амбиции нашел?! М-да, жених Хельги — это не дядька Мирон, который хоть изредка готов прислушаться к моим словам.
Оглянувшись на окна палаты, в которой лежал до сих пор не пришедший в себя опекун, я вздохнул и, выскочив с территории госпиталя через хозяйственный въезд, запрыгнул на заднее сиденье терпеливо ожидавшего меня «емельки». Не то чтобы я от кого-то таился, но исключать возможность наличия филеров Несдинича, отправленных им на отлов «беглых» Завидичей, нельзя. А общаться с господином инженер-контр-адмиралом я пока не горел желанием. Да и германцев сбрасывать со счета не следует, особенно если Матвей Савватеевич действительно затеял ловлю на живца в моем лице.
Ну а кроме того, мелькала у меня уже в голове одна предательская мыслишка… В эту игру ведь можно играть и вдвоем, не так ли? Нет, цели попасться немчуре самому я не ставил, но если вдруг так получится… да учитывая, что я их должен интересовать только живьем… Кхм, может, что-то интересное и выйдет, все же я совсем не беззубый головастик. Было бы неплохо допросить «ловцов» и вызнать, какой сволочи пришла в голову идея взрывать мои склады!
Но это только идея, и специально мотаться по городу, вопя во весь голос: «Вот он я! Кому гениальных артефакторов недорого?!» — я, разумеется, не собираюсь. Других дел навалом.
Мобиль замер у ворот огромного подворья в стиле палат века семнадцатого, и водитель, обернувшись, звонко щелкнул ногтем по медной рукоятке счетчика.
— Приехали, барчук. Две куны… или обождать? — пробасил «емелька». Покачав головой, я протянул ему пару монет и, выбравшись с мягкого дивана, спрыгнул с подножки чуть заметно качнувшегося мобиля, который тут же со всем форсом здешних лихачей прыгнул вперед и исчез за поворотом.
Окинув взглядом мощные белоснежные стены, больше подходящие какой-нибудь небольшой крепости, чем городской усадьбе, я на миг замер перед высокими обитыми толстыми стальными полосами воротами и решительно ударил вделанным в дубовую калитку кольцом
