Я с опаской покосился на папку. Неужто еще какие-то новости сейчас свалятся мне на голову? Я еще и от уже имеющихся-то не отошел толком.
– Что это? – не торопясь брать в руки этот «подарок», поинтересовался я.
– Хм… документы твоего отца, кое-какие записи о школе. Пара личных дневников… в общем, всякое-разное… Почитаешь – поймешь, – тихо проговорил хозяин дома. – Ну а если в чем-то не разберешься, обращайся. Помогу.
– Поня-атно, – протянул я и, опомнившись, сказал: – Спасибо, Валентин Эдуардович. Дома у меня не было почти ничего от родителей. Разве что отцовы досвадебные фотографии и семейный альбом.
– Ну да, а архивы рода – место чересчур скучное, – хохотнул боярин. Стоп! Какие такие архивы?! Почему я не знаю? Точнее, почему Кирилл о них ничего не знал?!
– Ну-у да… – изобразив виноватую улыбку, ответил я, мысленно проклиная инерцию мышления. Все-таки иногда память Кирилла подбрасывает подлянки. Точнее, мое к ней отношение. Вот как сейчас, например. Кирилл знать не знал ни о каких родовых архивах, но я-то должен был понять, что семьи обязаны сохранять и беречь важную информацию, документы и свидетельства о своем прошлом. В конце концов, традиционность здешнего высшего сословия просто требует такого отношения к предкам и их деяниям! А вот поди ж ты… Не сообразил. В очередной раз положился на память четырнадцатилетнего паренька, не подумав, что он был совсем не всезнающим, и… дьявольщина!
Услышав легкое покашливание рядом, я понял, что теперь сам слишком глубоко ушел в себя.
– Простите, задумался. Это все? – вскинув голову, спросил я боярина.
– Хм… Полагаю, пока да, – кивнул тот в ответ. – Если ты не собираешься читать документы прямо сейчас, конечно.
– Не хочу вас стеснять, Валентин Эдуардович. – Я отрицательно покачал головой.
– Ну что ты, Кирилл! Мы же, как-никак, потенциальные родственники, а? – добродушно усмехнувшись, пророкотал боярин. – Какое тут стеснение! Ладно, иди читай. Будут вопросы – сразу обращайся. Обязательно отвечу и поясню, если что-то будет непонятно.
Слиняв из кабинета Бестужева, я добрался до выделенной мне комнаты и уже хотел было сломать сургуч на замке папки, как почувствовал вибрацию «громовского» браслета, надетого мною сразу по возвращении из «разведки».
– Кирилл, здравствуй. – Изображение Гдовицкого странно дернулось. Это куда же он закопался, что эфир так искажается?!
– Добрый вечер, Владимир Александрович, – кивнул я.
– Как сказать, – явно о чем-то своем буркнул мой собеседник, но тут же спохватился. – Добрый, добрый, Кирилл. У меня не так много времени, поэтому просто слушай и не перебивай. Боярина Бестужева Федор Георгиевич уже предупредил, теперь на всякий случай предупреждаем и тебя. Томилины. После смерти Ирины Михайловны у нас возникли серьезные трения с их родом. Близнецы не в курсе, но все очень-очень серьезно, понимаешь?
– Война родов?
– Умный мальчик. Я не прошу тебя быть их телохранителем, в сложившихся обстоятельствах это идиотизм, но… пожалуйста, присмотри, чтобы у них не было контактов с Томилиными. Особенно с одним из них. Романом Вышневецким. Ты его должен был видеть на похоронах, он стоял рядом с Линой.
– Владимир Александрович, а вам не кажется, что мне не должно быть никакого дела до того, с кем общается Малина Федоровна? – тихо проговорил я, мысленно потирая руки. На ловца и зверь бежит, а?
– Хм… у меня нет времени на долгие уговоры, Кирилл, – хмуро ответил Гдовицкой, явственно поморщившись от моих слов. – Поэтому скажу просто. Боярин Громов обещает тебе поддержку рода в твоих начинаниях, если ты поможешь Валентину Эдуардовичу оградить Лину от общения с этим…
– В каких начинаниях?
– В любых, не связанных с нарушением закона, – отрезал Владимир Александрович, но тут же смягчился. – Кирилл, я понимаю, что для тебя выполнение этой просьбы только лишняя обуза, но… ты учитель Лины и Милы, и в какой-то мере это соответствует принятым тобой обязательствам. Уж ты-то знаешь, что Ирина Михайловна слишком многое позволяла своим детям и потакала Лине. В том числе и в ее интересе к этому молодому человеку. Но наш род не может позволить, чтобы кто-то из его членов связал себя официальными отношениями с сыном изгнанника и бывшим папистом. Томилины могут как угодно относиться к Вышневецкому, он их родич. Но не мы.
– Бестужев в курсе? – вздохнул я.
– Да. Я же говорю, твоя задача – помочь ему в этом деле, – слабо улыбнувшись, проговорил Гдовицкой. Думает, что уже победил? Зря.
– Хорошо, Владимир Александрович, я соглашусь помочь роду Громовых, но при одном условии.
– Кхм. Слушаю, – напрягся тот.
– Это будет последнее вмешательство в личные дела представителей рода Громовых с моей стороны и последнее вмешательство представителей рода Громовых в мои личные дела соответственно. Георгий Дмитриевич готов подтвердить такое соглашение?
– Хе. Сознательное вмешательство, без твоего и нашего согласия. Такая формулировка тебя устроит… внук? – Неожиданно появившийся на экране браслета боярин Громов пыхнул трубкой.
– Устроит, Георгий Дмитриевич. – Я растянул губы в широкой улыбке и решил добить ситуацию до конца: – Жду информации по этому самому Вышневецкому. ВСЕЙ информацию.
– Вова, озаботься, – бросил в сторону Громов-старший и, смерив меня полным странного любопытства взглядом, отключился.
Глупо было бы рассчитывать на то, что дед столь быстро изменит свое поведение и станет воспринимать меня всерьез. Но кто сказал, что мнение людей невозможно изменить? Вот и посмотрим, насколько изменится отношение ко мне Громовых после моей «помощи»… Ведь просьбу оградить Лину от общения с Романом, как оказалось, Вышневецким, можно понимать по-разному. Очень по-разному…
Я мотнул головой, вытряхивая из нее преждевременные мысли, и взялся за папку. Как раз будет чем заняться, пока Гдовицкой соберет информацию по «объекту» и пришлет ее на мой браслет.
Итак… что мы имеем? Документы о школе. В сторону. Слишком рано. Переписка о школе… туда же. Дневники. Хм. А как дневники отца и матери могли оказаться в распоряжении Бестужева? Почему они здесь, а не в упомянутых боярином архивах рода Громовых? Интересно… А еще интереснее, почему эта папка попала ко мне в руки именно сейчас… Впрочем, могу поспорить на что угодно – это результат нашей сегодняшней тренировки с близняшками.
Сдал меня господин Хромов. С потрохами сдал…
Когда «накрылся» целый сектор охранного периметра, прилегающий к тренировочному полю, Хромов было решил, что кто-то наплевал на все правила и негласные договоренности между боярскими родами и атаковал городскую усадьбу Бестужевых, чтобы добраться до гостей. Всякое бывало в истории, и не всегда традиция нейтралитета соблюдалась. Зря, что ли, Громовы решили укрыть детей в чужой усадьбе, а не в своей, хотя имели такую возможность? Значит, береглись, опасались, что их противники могут заранее договориться с соседями и те пропустят штурмовиков через свои кварталы. Тут сердце ярого захолонуло. Если это так, то получается, соседи слили Бестужевых! Это с какой же силой должен был столкнуться род Громовых, чтобы такое случилось?! Ведь две трети соседей связаны с Бестужевыми союзными договорами. Что же теперь, все прахом?
