— Что за чашки такие? — поморщился Шестаков.
— Да знаешь ты, — махнул рукой Стечкин. — Такие плоские и круглые. Их биологи, бактериологи и инфекционисты использовали.
Сказав это, майор вдруг перестал есть и нахмурился. Какая-то мысль пришла с запозданием.
— Черт! Борис, ты уверен?
— Уверен. Лабораторное оборудование, — кивнул Колесников.
— Вот тебе и атомная бомба, — хмыкнул Шестаков. — Похоже, что они ищут какую-то биолабораторию. Может, штаммы какие? Бактериологическое оружие?
— Не исключено, — озабоченно потер подбородок Стечкин. — Час от часу не легче…
В столовую вошел один из бойцов дежурно-вахтенной службы.
— Командир, дозор с моря вернулся.
Майор взглянул на наручные часы.
— А чего так рано? Их сменили?
— Никак нет, товарищ майор. Они говорят, крабы атакуют.
— Крабы?
— Да. Говорят, их до сотни на берег выползло. Держать пост на берегу уже невозможно.
— Такое же только после сильного шторма бывает, — нахмурился Колесников.
— В том и дело, — кивнул боец. — Дозор говорит, за час до атаки они слышали с моря глухие хлопки. Похоже, чилийцы отправили туда катер и сбрасывали глубинные бомбы. Видимо, из-за этого крабы поперли.
— А зачем они бомбы сбрасывали? — Колесников перестал есть.
— Боря, неужели непонятно? — нервно усмехнулся Стечкин. — Срисовали они наш дозор и решили крабов натравить. Нет, все-таки наш худой мир с ними настолько худой, что хуже доброй войны.
Позавтракав и выйдя на очередной сеанс связи с центурионом, Пауль Рохес вернулся в выделенное ему жилище. Это была та часть зарытого глубоко под землю командного пункта, что возникла еще во времена Третьего рейха. Немецкая часть бункера была небольшой и позже использовалась лишь как пристройка для хозяйственных помещений главного бункера. Данная необитаемая секция имела лишь один коридор, соединяющий ее с большей частью Красноторовской колонии. Такое расположение иноземного гостя являлось вполне оправданным, с точки зрения хозяев, и Пауль это понимал. Он не испытывал особого восторга от возложенной на него командиром миссии но, как примерный солдат своего легиона, выполнял ее неукоснительно. Было ему сказано выходить на связь, он выходил. Было сказано, стараться замечать то, что нужно, он замечал. Велено не провоцировать русских, он ничем не провоцировал. Ходя в туалет и на прием пищи, прислушивался к тому, что происходит и что говорят. То же самое он делал, выходя на поверхность для сеанса связи. Все остальное время Рохес находился в своей комнате, благо ему предоставили даже электрическую лампу, и изучал принесенные специально для него книги. Читать русский текст было для него сложнее, чем говорить на этом языке, однако легионер старался радоваться возможности улучшить свое знание того языка, на котором говорил вековой враг их идеологии.
Вот и сейчас он включил свет, устроился поудобнее на скрипучей койке и открыл книгу.
Но начать чтение очередного абзаца ему было не суждено. Стена справа, именно та, у которой стояла койка, вдруг сильно загудела от мощного удара с той стороны. Рохес испуганно вскочил и отпрыгнул от койки, выронив книгу.
Некоторое время он стоял, ошалело глядя на взбесившуюся на миг стену. Часть штукатурки осыпалась на кровать. Местами появились трещины. Значит, все это ему не показалось. Да и как могло показаться? Жуткий таранный удар с той стороны, где, по логике вещей, должен быть просто грунт, он не только услышал, но и ощутил всем телом.
Дверь приоткрылась, и в ней появился младший сержант Альфтан.
— Поля, ты чего тут роняешь? — озабоченно спросил он.
— Нет! Не я! — замотал головой Рохес. — Там что-то ударило в стену! — Он указал на койку и куски штукатурки.
— Да тут никого, кроме тебя, нет.
— Нет, Никита. С ТОЙ СТОРОНЫ!
— С той? Но там земля…
— Я говорю тебе! Удар! Сильный!
* * *
— ДМБ-63? ЧИАССР? — Стечкин с удивлением смотрел на ряды шлакоблоков, которые обнажились после того, как он поддел саперной лопаткой и выломал приличный кусок облицовки стены в комнате Пауля Рохеса. — Что это значит?
— Ну, как что, — хмыкнул умудренный опытом прапорщик Шестаков. — Солдатик, значит, из Чечено-Ингушской Автономной Советской Социалистической Республики. Демобилизовался в 1963 году.
— А как он смог выложить камешками эту надпись в кирпиче, из которого сделана стена бункера, построенного еще немцами?
— Во-первых, командир, это не кирпич, а шлакоблок. Во-вторых, я так думаю, что стену эту возвели уже после немцев. Как раз во время Карибского кризиса, когда наш бункер и соорудили для связи с лодками в особый период. Год, кстати, под время Карибского кризиса подходит примерно. Кризис-то в каком году был? В шестьдесят втором? И, видимо, работали тут ребята из стройбата.
— Рохес, ты точно уверен, что там кто-то стучал по стене? — Стечкин взглянул на чилийца.
— Ну вы же сами видели, как отломились куски. И Никита слышал. Но только по стене не стучали. Был удар. Сильный. Один или несколько вместе.
— Так, ладно. Никита…
— Я!
— Давай, помоги Рохесу переехать в ближайшее помещение. Эдик…
— Слушаю, командир.
— Гони сюда две пары ребят с кирками, ломами и кувалдами. Поглядим, что там, по ту сторону «ДМБ-63»…
* * *
Дрезина остановилась. Тигран выжимал из педалей и своих ног, эти педали крутивших, все, что мог, однако никакого взрыва позади от пущенных буквально под откос трех бомб он так и не услышал. Какой путь и в каком направлении он проделал после бегства от той злополучной развилки, судить вообще было невозможно. А остановиться его заставила эта странная троица существ, которых у него язык не поворачивался назвать людьми. Выглядели они так же, как и выпустившая их из ловушки оборванка. Грязные, лохматые. В жуткого состояния тряпье, лишь условно выполнявшем роль одежды. В шлепанцах из мотоциклетных покрышек. С брезентовыми сумками через плечо. Они шли по путям прямо навстречу и, благо, Тигран не включал свой фонарь, уповая лишь на свет керосинки. Иначе ослепил бы и их тоже.
Никаких враждебных действий с их стороны замечено не было. Завидев двух пришельцев с поверхности, они явно испугались и как-то странно, покорно присели, словно в ожидании какого-то наказания со стороны пришлых. Их жутковатые белесые глаза тревожно поглядывали то на Тиграна, то на свою соплеменницу, все еще находящуюся в заботливых руках Риты.
— Вы кто такие? — строго спросил Баграмян, глядя на троицу. Двое из них, похоже, были мужского пола, а один — женского. Их плачевный дистрофичный вид вообще позволял судить о поле и возрасте лишь приблизительно.
