Он сидел за столом, покрытым тончайшим налетом пыли, курил свежую, без запаха тлена, сигарету, отхлебывал черный напиток из маленькой керамической чашечки и смотрел на то, как пульсирует на экране телефона индикатор заряда.
Потом снял трубку и набрал номер.
На вызов долго не отвечали. Гудок следовал за гудком, но это было лучше, чем категоричное «абонент не в сети или временно недоступен» – просто Настя не брала трубку. Не могла взять. Или, например, не слышала. Вечер – она могла поехать куда угодно. И с кем угодно. Сергеев не строил себе иллюзий по поводу того, что молодая обеспеченная женщина сидит одна и ждет, когда из небытия объявится ее случайный возлюбленный. Если, вообще, объявится. И если его можно было назвать возлюбленным.
Надо было привести себя в порядок. Из Москвы в Донецк ходил скоростной экспресс «Малороссия» – всего шесть часов в пути в кондиционированном салон-вагоне, но до посадки в поезд Умке пришлось немало походить и поездить по Москве, поэтому назвать себя свежим он никак не мог. Это в сравнении с Зоной, где иногда приходилось не мыться неделями, он был сейчас стерильно чистым, а для живущего нормальной жизнью мегаполиса явно требовал бритья, мытья и причесывания.
После многих лет жизни в походных условиях горячий душ Сергеев воспринимал как чудо. Он готов был часами стоять под потоками воды, всей кожей ощущая колючие, обжигающие струи. Как мало человеку, в принципе, надо для счастья… Стоять укутанным в густой пар в душевой кабинке без опасений, что через секунды надо будет вывалиться из нее в чем есть, и бежать куда-то с автоматом в руке. Правильно, правильно говорили предки – настоящее богатство в сдержанности желаний. Он гладко выбрился, смазал лицо лосьоном и, обмотав бедра полотенцем, вышел из ванной.
Настя сидела в гостиной, под лампой, напротив зашторенного окна, и Умка этому, почему-то, совершенно не удивился.
– Я как раз проезжала неподалеку, когда ты позвонил… – сказала она и улыбнулась уголками рта. – Я так рада, что ты приехал! Здравствуй, Миша.
Глаза у нее были темные, глубокие, фиалкового цвета. И смотрела она на Сергеева без всякого упрека или обиды за долгое отсутствие. Нежно смотрела. Как смотрит любящая женщина.
– Здравствуй, Настя…
– Ты надолго? – спросила она, вставая.
– На несколько дней, – ответил он. – Наверное, до конца недели.
– У тебя новый шрам… Не здесь, на плече… Болит?
– Нет. Уже не болит.
Она коснулась рубца губами и только после этого положила голову ему на плечо, и Умка с наслаждением вдохнул запах ее коротко стриженых волос цвета воронова крыла. Ростом Настя Дасаева была почти с Умку, разве что чуть ниже, и при этом настолько тонкокостна и хрупка, что временами Сергеев даже боялся обнять ее покрепче. Казалось, одно неосторожное движение – и она сломается, словно статуэтка из китайского фарфора. На самом деле это было, конечно, не так.
В свои двадцать пять с лишним лет Анастасия Вафовна вовсе не была стеклянной или фарфоровой. За ней, несмотря на субтильность сложения, даже числились определенного рода спортивные достижения – например, разряд по фехтованию, полученный еще в институте. Она прекрасно бегала, прыгала, водила машину и даже сидела в седле, как и положено наследнице богатого рода, ведущего свою биографию от вольных степных наездников. Но при взгляде на нее почему-то возникало живейшее желание защитить эту беззащитную женщину, прикрыть грудью от приближающейся опасности, оборонить. И вспоминалась «Дама с камелиями», прочитанная в детстве.
Умка за годы жизни научился разбираться в людях, и это знание далось ему кровью. Настя не была столь незащищенной, как казалась. В ней была и несгибаемая воля, унаследованная от отца, входившего в Совет Олигархов, и звериная осторожность вкупе с таким же коварством, унаследованные от матери, которая из провинциальной стриптизерши стала олигарховой женой и сумела удержаться на этом месте после сорокалетия.
В обществе Сергеева Настя Дасаева становилась вот таким вот беспомощным существом, и Умка, которому судьба всю жизнь подбрасывала женщин-воинов, тихо млел от осознания того, что его не просто любят – в нем нуждаются.
Анастасия была рядом с ним каждый приезд: нежная, робкая, не задающая лишних вопросов (хотя Михаил догадывался, что Служба Безопасности Дасаева-отца давно получила полный отчет о его личности от московских коллег и дала на ознакомление любимой дочери). В Восточной республике Сергеев объявлялся не менее трех раз в году, и каждый из этих визитов оставлял в груди легкое щемящее чувство грусти при отъезде. Умка начинал понимать, что всю жизнь его тянуло вовсе не к тому типу женщин, который нужен для семейного счастья. С Викой он не смог бы прожить жизнь. С Настенькой, наверное, смог бы.
«Если бы выдержал эту тихую покорность и не превратился в тирана, поправил он сам себя».
Любой мужчина становится тираном рядом с жертвенным женским типом.
Сергеев нежно провел рукой по Настиным волосам.
Спрашивать: «Как ты без меня?» было, по крайней мере, глупо. Более всего Умке хотелось взять ее на руки и отнести в постель, но (о, боги, что за наивность в таком преклонном возрасте!) он опасался, что Настя может подумать, что нужна ему только для этого.
И, словно услышав его мысли, она подняла на него свои фиалковые глаза, и поцеловала в губы жадно, но очень нежно. Именно так, как Сергееву хотелось. Так, как он ждал…
– Я так соскучилась, – выдохнула она еле слышно, и Сергеев подхватил ее, почти невесомую, на руки, в несколько шагов достиг спальни, рванул в сторону покрывало…
У нее было тело ласки – длинное, гибкое, сильное. В постели она вовсе не казалась бесплотной, и запах ее не был искусственной смесью отдушек дезодорантов и дорогих парфюмных ароматов. Она источала слабый запах мускуса, и он по-настоящему кружил Сергееву голову.
Когда они оторвались друг от друга, время перевалило за полночь. После 12-ти засыпают только провинциальные городки. Донецк – столица Восточной республики – блистал огнями, как блещет брильянтами выскочка из низшего сословия, впервые выбравшаяся на бал для представителей высшего света. Став внезапно центром немаленького государства, бывшая Юзовка все еще не могла поверить в свое счастье и все делала чересчур…
В центре было чересчур много огней, чересчур много роскошных клубов, чересчур много дорогих авто и женщин, увешанных драгоценностями стоимостью в бюджет какой-нибудь африканской республики. В чересчур роскошных интерьерах подавали чересчур изысканные блюда, чересчур строгие метрдотели вели в чересчур шикарные кабинеты черсчур импозантных мужчин в сопровождении чересчур томных подруг…
