Ученый с хрустом надкусил сочное яблоко и с довольным видом стал жевать.
Я мыл фрукты, поглядывая на этих двоих, и думал: ну вот, все в порядке, Сергей Константинович выздоравливает, улыбается, румянец на щеках и яблоки с удовольствием ест. Отмель, правда, какой-то серьезный, наверное, все военсталы такие, положение обязывает или натура такая у него…
Отмель сел на койку.
- Ты поднос сполосни. Вон, возьми, - он указал на подоконник, - выкладывай и тащи на тумбочку.
…Когда я уселся на койку рядом с Отмелем, возникло неловкое молчание. Я потер колено, поправил полы халата и, взглянув на дверь, спросил:
- Что врачи говорят?
- Нормально все, - жуя второе яблоко, ответил Отмель. - Чего они скажут… Лечат. Хорошо лечат, так, Серега?
- Угу, - буркнул Григорович. - Ай! - Он зашмыгал носом. - Почеши нос скорей! Ай, чешется…
Отмель встал, зажал ученому нос и сделал несколько энергичных движений пальцами, будто соль в кастрюлю щепоткой сыпал.
- Вот так и живем, - хмыкнул он, возвращаясь на место. - Я у него за няньку, за медсестру и за мамку. Выпишут меня скоро, что делать будешь?
- А персонал? - спросил я.
- Чего персонал, они ж постоянно у изголовья сидеть не будут. Жениться тебе, Серега, надо. Во! Глянь на лабора… на Кирилла. - Отмель хлопнул меня по плечу. - Свадьба у парня скоро, хотя молодой совсем, уже нашел себе… чтобы нос ему чесала. А у тебя, наука, всё пробирки да колбочки, кванты-наночастицы… Чего ржешь?
Я невольно улыбнулся, глядя на Григоровича. Тот снова ойкнул - видимо, ему было больно делать резкие движения.
- Я ж серьезно. Вон Светка, медсестра, сохнет по тебе, а ты…
- Юра, хватит. Хватит, не могу… Черт, из-за тебя же здесь дольше проваляюсь. Уж лучше бы тебя скорее выписали.
Отмель хмыкнул:
- Кусай, - и протянул ему яблоко. - И ты, Кирилл, ешь.
Я взял апельсин с подноса, стал чистить. И тут только понял: мы кого-то еще ждем.
В коридоре послышался шум. Заголосила скрипучим голосом дежурная:
- Халат! Говорю: халат где? Хрыч усатый… и ходють, ходють. Халат удювай!
Старуха взяла кого-то в оборот и вела активное наступление по всему фронту. Ее скрипучий голос почти полностью заглушал чьи-то слабые отнекивания и робкие словесные попытки избежать столкновения. Наконец в палату спиной скользнула коренастая фигура в полевой форме.
- Говорят те!..
Вошедший не успел захлопнуть дверь - в щель влетел белый ком ткани, опутал голову с седым ежиком волос. Из коридора донеслось:
- Удювай, паразит! - Послышалось нарочито громкое победное шарканье дежурной.
- Дает Николавна. Ух! - Отмель щелкнул пальцами.
- Вот мапупа, - выдохнул Лабус, стаскивая халат с головы. - Шкворчит, как псевдоплоть. Здорово всем.
- Заходи, Константин.
- Привет.
- Здравствуйте.
Лабус перекинул халат через плечо, обвел палату взглядом.
- А ничего у вас. Жить можно. Сергей, эк у тебя какая тахта… Как тут? Куда?.. - Он поднял за лямку небольшой рюкзак.
- В раковину, - сказал Отмель. - Кирилл, помоги ему.
Лабус пожал мне руку. Потом подошел к Григоровичу и потеребил его за палец. Подмигнул мне, обменялся рукопожатием с Отмелем.
Вид у Лабуса был не очень: возле глаз залегли морщины, лоб и щеку рассекли глубокие борозды порезов.
Кожа только зарубцевалась, розоватая - это его, кажется, слепой пес на Янтаре отметил. Сейчас это был совсем другой человек, не тот, которого я видел в лагере, когда он дрался с мутантами и монолитовцами. Не такой воинственный и жесткий.
- Помочь? - Я кивнул на рюкзак.
- Давай. - Лабус покрутил головой, выискивая, куда бы присесть, и опустился на кровать рядом с Отмелем.
- Какие новости, Костя? - спросил тот.
Я распаковал рюкзак, поглядывая на них. Отмель запахнул ноги одеялом. Лабус положил руки на колени и сказал:
- А что рассказывать… Я включил воду и стал доставать пакеты из рюкзака.
- Карп на Янтаре рулит. Вашего возвращения ждут. После того боя по приказу начальника штаба к лагерю два отряда стянули, транспортники перекинули четыре машины огневой поддержки. Территорию зачистили в радиусе пяти километров от озера…
Я вынул газетный сверток - судя по запаху и жирным пятнам на бумаге, копченая рыба внутри. И запах был очень вкусный, я сглотнул.
- Ходят слухи - лагерь с Янтаря совсем снимут. Это я услышал, пока снова в особом отделе зависал…
- Сталкер сталкерис люпус эст, - пробормотал Отмель, глядя поверх моей головы.
- А это куда? - показал я сверток.
Лабус вопросительно взглянул на Отмеля. Тот перекинул подушку на подоконник, забрался с ногами на кровать и сказал:
- Тащи сюда. Костян, фрукты на одеяло. Кирилл, всю снедь мясную на поднос. - Вынул из тумбочки пустой ящик, тряхнул и отдал Лабусу. - Остальное сюда, газеткой только простели.
- Ага.
Лабус помог перетащить угощение на тумбочку. Достал из рюкзака две оплетенные бутылки с сургучом на горлышке. Должно быть, дорогое вино.
- Вот. С Лехой берегли на дембель. - Костя коснулся пальцами шрамов на лице.
Отмель глядел в окно, Григорович в потолок. Я присел на край кровати.
- Ну, - встрепенулся Лабус и потянулся к бутылке, - чего это мы? За встречу.
Он сломал сургуч и сорвал обертку, продавил пальцем пробку в горлышко. Разобрал стопку из пластиковых стаканов. Забулькало. По палате разошелся пряный запах.
- Хорошее вино, - сказал Отмель. - Тебе чуть-чуть, - он поднес к губам Григоровича стакан.
- За встречу, - повторил Лабус, чокнулся со всеми и выпил.
- Радионуклиды хорошо выводит, - заметил Григорович.
Отмель кивнул и передал гроздь винограда Косте. Тот сорвал пару ягод, отправил их в рот. Снова тронул шрамы на лице.
- Да не мнись ты. - Отмель вновь наполнил стакан. - Говори все как есть. Мы ж с Серегой, пока здесь прохлаждаемся, столько уже обсудили… теперь других послушать хотим. У меня в голове каша, никак не могу разобраться, что к чему.
Костя помолчал и медленно заговорил:
- Значит, мы во времени перенеслись. Когда ты у люка в подземный ход спросил, зачем мы из «Гуантанамо» с Лехой сбежали…
- Не просто во времени, но и в пространстве, - уточнил Григорович.
- Ну да, - кивнул Лабус, - и в пространстве. Я как в мареве оказался, сразу подумал: куда это снег пропал? А вот какое дело приключилось. Ну, в общем…
- Что еще за марево? - поинтересовался Отмель. - Давай стакан.
- Сейчас, обожди. - Костя потер переносицу, погладил пятерней ежик на голове. - Щас, трудно мне обо всем этом, мысли разбегаются…
- Лучше я начну… - заговорил Григорович. - А ты, Лабус, добавишь или поправишь.
